нему как щенок, часто рассказывал, что хозяин его печалится, бичуя себя дольше чем обыкновенно, целые ночи проводит на коленях на холодном полу в молитвах и плаче.
Янчик выдавал тайну своего хозяина по простоте души своей, потому что он не только любил Баричку, но и боялся его. Он был обязан ему и теплой одеждой, и обувью; даже своей скудной постной пищей ксендз с ним делился пополам. Янчик до того, как Баричка взял его к себе, вел нищенскую жизнь, побираясь от дома к дому, как это делали в Кракове сироты, посещавшие школу Пресвятой Девы, и которым не с чего было жить; у Барички мальчик раздобрел, поздоровел и вырос.
В благодарность он был чрезвычайно привязан к своему благодетелю. Был канун праздника Святой Лючии. Ксендз Баричка был приглашен в францисканский монастырь служить обедню, а так как обедне всегда предшествовали длинные молитвы, которые начинались на рассвете, то Баричка ушел из дому еще в сумерки, не взяв с собой мальчика.
Обыкновенно он возвращался к общему обеду вместе с другими капелланами, жившими в приходском доме; в этот день его напрасно поджидали к обеду и, предполагая, что Баричка остался у францисканцев, остальные сели за стол, приказав Янчику оставить на кухне порцию для ксендза Марцина. Но и после обеда ксендз Марцин не возвратился.
К вечеру Янчик приготовил все нужное, надеясь с минуты на минуту увидеть возвращающегося хозяина, так как ксендз Марцин никогда не опаздывал, потому что ежедневно служил обедню и, согласно уставу, должен был ложиться спать до полуночи, а перед тем, как лечь в постель, он еще долго молился.
Огарок уже догорал, а Барички все еще не было. Янчик все больше и больше беспокоился. Он умел определять время подобно другим, не имевшим часов, и, по его мнению, было уже около полуночи; никогда еще не было случая, чтобы Баричка так запоздал.
Мальчик при малейшем шуме, доносившемся в комнату, выбегал в сени и прислушивался. Все ксендзы, жившие в доме уже давно возвратились, а Барички все еще не было. От испуга Янчик начал молиться. Случай был настолько из ряда вон выдающийся, что он в полночь постучал в дверь жившего в соседней комнате каноника Андраша, имевшего привычку засиживаться поздно ночью за книгами. Ксендз Андраш был человек средних лет, веселого характера, любивший пошутить, но в обращении с низшими напускавший на себя притворную строгость. Несмотря на это, его не боялись, и Янчик был с ним фамильярнее, чем с другими, хотя каноник не раз оттаскал его за уши и за вихор.
Грубым, ворчливым голосом, как бы уже заранее собираясь его обругать, не зная даже за что, ксендз Андраш велел ему войти.
– Чего ты ночью бродишь, как сова?
Он не успел окончить эти слова, как увидел перепуганное лицо мальчика и, быстро приблизившись к нему, добавил:
– Ради Бога! Что случилось?
– Ксендза Барички нет, он еще не возвратился.
– Не возвратился, – повторил каноник, – а где же он был?
– У францисканцев служил обедню.
– А затем?
Мальчик с плачем пожал плечами и ответил, что он не знает.
Ксендз Андраш задумался, но так как не в его характере было принимать все с трагической стороны, то он начал утешать мальчика.
– Епископ, по всей вероятности, поручил ему какую-нибудь срочную работу. Теперь уже, должно быть, полночь, и если его до сих пор нет, то он уже не придет. Иди спать, только не забудь прочесть молитву перед сном, потуши огонь и закрой на засов двери. С ним ничего не могло случиться. Этими словами ксендз успокоил мальчика, а сам предался тревожному размышлению. Но это у него недолго продолжалось. По характеру своему спокойный и инертный, он себя утешал тем, что ничего плохого не могло случиться, и что завтра все выяснится.
Прочитав краткую молитву, он лег спать. Янчик заснул лишь на рассвете. Настало утро, а ксендза Барички еще не было, и никаких известий о нем тоже.
Проснувшись, ксендз Андраш вспомнил, что вчера произошло, и зашел к Янчику; узнав от него, что ксендз Марцин еще не возвратился, он отправился разузнать, что случилось с Баричкой.
Первым делом он пошел во францисканский монастырь. На его вопрос о вчерашней обедне, которую служил ксендз Баричка, настоятель ему ответил, что они напрасно ждали его с обедней, приготовив церковное облачение в ризнице, ибо он обманул их ожидания, что с ним никогда не случалось; если бы он даже внезапно заболел, то мог бы послать мальчика, чтобы их предупредить заблаговременно.
– Но он не болен, потому что со вчерашнего утра его дома нет! – воскликнул ксендз Андраш, начиная беспокоиться.
Страх овладел обоими ксендзами. Каноник быстрыми шагами побежал к епископу, рассчитывая, что если не застанет там ксендза Баричку, то, по крайней мере, что-нибудь о нем узнает.
Капеллан, которого он встретил на пороге, на его вопрос о Баричке ответил, что епископ только что послал за ксендзом Марцином, которого он в течение вчерашнего дня не видел.
Они вдвоем отправились к епископу. Все это представлялось загадочным и заставляло предполагать что-нибудь страшное. Епископ заломил руки.
– Боже мой! – воскликнул он. – Неужели Баричка пал жертвой? Но нет, этого быть не может!
В епископстве произошел большой переполох, и во все концы разослали людей. Ксендз Андраш возвратился к себе домой. Янчик молился и плакал.
У некоторых из ксендзов явилась мысль, что тут совершилось преступление из-за мести. Вскоре по всему городу распространилось известие о том, что ксендз Баричка пропал без вести.
Хотя после выступления Барички против короля прошло уже некоторое время, и не было никаких доказательств того, что двор намерен отомстить епископскому послу, однако разные догадки и предположения передавались из уст в уста.
