других мелочей, какие освящают монахи-паулины каждый праздник и каждое воскресенье у алтаря, прикасаясь ими к кипарисовой доске и раздавая их потом уходящим домой. Под покровительством своей Заступницы немалая часть бедняков зарабатывает себе пропитание, живя набожностью толпы, которая волнами приливает к чудотворной иконе.
И теперь там не пусто; так же, как и в былые времена, в золотой век непоколебимой и горячей веры и почитания Богородицы. Не только вся Польша, но Русь, Литва и пограничная Силезия доставляли набожных странников, приходили чехи, моравы, венгры и немцы и люди из более далеких стран, так как слава о Ченстоховской иконе расходилась по всему свету. Так же, как в Рим с юга, так со всего северо- запада Европы шли целые караваны пилигримов с молитвами и песнями к Заступнице угнетенных. Как в источнике света сходятся лучи его, так тут встречались и объединялись толпы людей, сошедшихся с разных сторон к Ясной-Горе с единым горем и единой просьбой: помоги!
Одни шли пешком, ведя за собой запряжки и дворню, от услуг которой добровольно отказывались; другие медленно двигались три шага вперед, два назад, нарочно плетясь так с жаркими мольбами; одни питались в пути хлебом и водою; другие подаянием, в нищете, намеренно терпимой для Бога; третьи, исполняя обет, ползли на коленях, неся на себе кресты и тяжелые цепи; грешники, больные и нуждающиеся в помощи сходились вместе: убогий с богачом, крестьянин и вельможа, у одного алтаря, равными детьми единой матери. Великолепная и трогательная картина получалась тогда, когда навстречу утомленным пилигримам выходили монахи-паулины с крестом и хоругвями, здоровались с богомольцами и вели их в жилище, вверенное монашескому надзору. Уставшие набирались сил, погасшие взоры наполнялись новыми слезами; молитва горячей и усердней вырывалась из запекшихся уст, и каждый, падая ниц перед открытым образом, чувствовал, что с его плеч как будто скатывалось бремя, как будто вся тяжесть горя слагалась у ног Пресвятой Матери.
Издавна чудотворный образ на Ясной-Горе озарял Польшу благословенным светом чудес, будя в сердцах веру, привлекая к себе грешников, рассыпая вокруг себя милосердие. Не было никого, кто ушел бы от него не исцеленным, не утешенным в душе, верой своей не избавившись от болезни, не сложив ее перед Матерью Того, Который, будучи Богом, пожелал терпеть за нас, как человек, и умереть, как преступник. При взгляде на лик Скорбящей Матери распятого Бога, при воспоминании о великой кровавой жертве, уменьшалось и исчезало людское горе. С XIV века хранила Ясная-Гора образ, а короли и князья, нищий и богатый одинаково постарались в создании трона Покровительницы Польского королевства. Каждый нес, что мог: король горсть золота; гетман вешал у образа свою булаву; нищий посвящал свое обручальное кольцо; калека приносил восковую руку или ногу, завернутую в холст вместе с деньгами, кладя ее около сокровищницы. Епископ дарил свой золотой кубок; шляхтич вешал лампаду; каждый строил, украшал и обогащал это место, прославляя свое имя пожертвованием. И из этих-то многочисленных жертв постепенно вырастал костел, воздвигались стены монастырские, выросла колокольня, засияли алтари; литые из серебра изваяния святых встали кругом Богоматери, а сокровищница стала действительно сокровищницей, так как в ней скопилось то, что дороже драгоценностей — исторические воспоминания.
Не было костела, не было дома, где не знали бы Пресвятую Деву Ченстоховскую, а прославленные чудесами изображения ее были рассеяны по всему краю: в Глоговке в Силезии, в Сокале на Руси, в Топольне прусском, на Волыни, в Опорове в княжестве Ловичском, в Мстове, в Кракове, в Австрии в Нейштадте; и даже в Риме набожные люди, не имевшие возможности побывать в Ченстохове, постарались добыть копию с иконы, написанной св. Лукой, — чудотворную, как и та кипарисовая доска, на которой, по преданию, евангелист изобразил лик Пресвятой Девы в минуту вдохновения. Маленькие иконки встречались всюду: в хатах поселян, над убогой постелью, на доспехах шляхтича, на кольцах женщин и четках монахов.
Нельзя не сказать хоть несколько слов об истории этого образа и этого места.
Предание говорит, что св. Лука, евангелист-живописец, покровитель всех художников, сам нарисовал в минуту вдохновения образ Богоматери на кипарисовом столике, принадлежащем Пресвятой Деве, на котором, по словам легенды, 'она занималась работой и читала святое писание, размышляя о небесном. Столик этот, его доску, она окропила и освятила своими слезами, а иногда принимала на нем пищу'.
На этой-то кипарисовой доске, которую сам Иисус, приемный сын убогого плотника, вытесал всемогущей рукой для матери, давая нам пример труда, — живописец начертал святой лик Богородицы Для набожных женщин иерусалимских. Икона в течение веков переходила из рук в руки, пока не попала в Польшу. Ее открыла Царица Елена, мать Константина Великого, после того, как она чудесно уцелела во время осады Иерусалима Титом, и увезла ее с собой в Константинополь. Царица Ирина спасла образ от ярости иконоборцев. В конце концов царь Никифор подарил его Карлу Великому (803–810). Позднее икона сопровождала этого воителя в
Однажды Владислав был осажден в Бельзском замке татарами, этим бичом божьим славянских земель, удары которого выработали в поляках их рыцарский дух, мужество и силу. Нашествие татар было стремительное, неожиданное и застигло князя с горстью людей, слабого, более рассчитывавшего на Божью помощь, чем на отвагу гарнизона. Образ в то время находился в домовой часовне князя; перед ним упал ниц Владислав с горячей мольбой о спасении. Он еще молился, когда татарская стрела зазвенела в окне часовни, свистнула над головой князя и вонзилась в образ. При виде этого святотатства, следы которого до сих пор носит икона, князь залился слезами, прося Бога о мщении. И вдруг разыгралась буря с громом и вихрем, в помощь осажденным; среди осаждавших начался переполох, гарнизон в темноте, при свете молнии, сделал с князем во главе вылазку. Татары бежали разбитые. После этой победы над неверными Владислав, памятуя о чуде, хотел увезти икону с собою в Силезию в Ополь, но во сне ему было свыше указано, чтобы он оставил ее в Ченстохове.
В 1382 году святой образ стоял на предназначенном ему месте и был отдан на попечение монахов- паулинов. Посреди равнины, по которой течет Варта, стремясь к Одеру, на высокой скалистой горе, господствуя над далекими окрестностями, были построены первые жилища для монахов, а старый маленький костел, уже существовавший тут ранее, обогатился новой святыней и стал зародышем тех зданий, которые медленно начали воздвигаться.
Монахи-паулины, названные 'братьями смерти', владели несколькими деревнями в окрестностях, имели чинши, подати и доходы с мельниц и пасек. После смерти Людовика княжество Ольштынское вместе с Ченстоховом отошло к Польше. Владислав Ягелло был первым из польских королей благодетелем этой обители. Паулинам к прежним владениям были прибавлены Старый Ченстохов, несколько ближайших деревень и годовой доход с чиншей местечка. Монастырь был освобожден от тяжелой подчас повинности содержания на свой счет чиновников и депутатов сейма. Набожный Ягелло несколько десятков лет спустя возобновил свои пожертвования, когда слава Ченстоховской иконы, распространяясь все дальше и дальше, не только в Польше, но и в соседней Силезии, Моравии, Пруссии и Венгрии, притягивала тысячи паломников.
Как некогда при Болеславе Храбром, люди, только что обращенные из язычества, влекомые жадностью, нападали на только что заложенную обитель, прослышав о собранном там золоте, так и тут множество жертвований, рассказы о богатствах возбудили в людях, зараженных ересью гуситов, жажду к грабежу и воровству. К несчастью, также и свои, скрывшись под именем гуситов, собрав бродяг и разбойников с пограничных мест, явились виновниками нападения на Ченстохов.
Некий Яков Надобный, Ян Куропавка и несколько других, собрав бездельников из Силезии, Чехии и Моравии, в день святой Пасхи напали на Ясную-Гору, не защищенную и открытую, так как никто не ожидал нападения; ибо всем казалось, что ее охраняет ее собственная святость. Они искали здесь богатств, а нашли только то, что набожность людей сложила на алтаре: чарки, кресты, пластины, покрывавшие
