хорошая простая жизнь! Вот я вам приготовил коня, пращу и копье.
Власт со страхом посмотрел на него.
— Но, милый Ярмеж, я ведь не умею со всем этим обращаться! — сказал он дрожащим голосом.
— А что же вы там у немцев делали? Ведь не ходили же вы в юбках?! Надо все это позабыть. Я вас давно помню, я немногим старше вас; вы меня не помните, а я вас помню хорошо; вы еще ребенком брались за копье и за пращу, еле поднимая их. Как же вы все это позабыли?
Власт ничего не ответил, посмотрел на веселого сотника и грустно улыбнулся.
— Когда-нибудь поймете, — сказал он, подумав.
— А вы пока вспомните молодые годы! — воскликнул Ярмеж. — Старик приказал мне служить вам, и вы увидите, что я хорошо это исполню. Будем гарцевать по полям и лесам с собаками, копьями — душа будет радоваться! Ей-ей, может, и иная дичь попадется: белолицая девушка в веночке, с песенкой блуждающая по лесу. А то без этого и жить не стоит.
Власт сжал руки, покраснел и посмотрел вокруг себя испуганными глазами. Перед ним лежала принесенная одежда, на которую он поглядывал с ужасом.
— Но разве я должен непременно сбросить старое платье? — спросил он.
— Старик велел, а он ослушания не терпит. Да и меч надо препоясать, — шепотом ответил Ярмеж.
Власт умолк, слегка призадумался и нехотя начал снимать старую одежду, и если бы на гумне не было так темно, Ярмеж мог бы увидеть слезы на глазах Власта. Он беспокойно поглядывал на маленький узелок, который он привез накануне с собою и который теперь лежал брошенный на постели.
— Мне бы хотелось спрятать этот узелок в надежном месте, — промолвил он.
— В надежном месте? — переспросил удивленный Ярмеж. — Я, право, не знаю, какие порядки у немцев, но здесь у нас все места надежные и никто ничего не прячет, все стоит открыто и никому чужое не надобно… Никогда я не слыхал, чтобы вещи пропадали. Где вы их положите, там и будут лежать.
Власт что-то вспоминал.
— Да, правда, — сказал он, — люди у нас честные.
— Это немцы все у себя на замок запирают, а у нас этого нет, — добавил Ярмеж, и, видя, что Власт не торопится, напомнил ему, что его ждут дома.
— Сегодня и завтра здесь еще будет тихо, а затем из соседних владений съедутся гости и даже явятся старшины из Познани, чтобы отпраздновать ваше возвращение домой.
Власт, слушая его, одевался между тем в приготовленное для него платье, сделанное из тонкого светлого сукна, изящно скроенного, которое ему было к лицу. Ярмеж сам ему препоясал меч. Юноша смотрел на свой наряд бледный и с отвращением.
Ярмеж, наоборот, был в восторге от костюма и находил его как раз подходящим для сына вельможи Любоня и, препоясывая Власта мечом, высказывал свое одобрение.
Когда наконец все было готово и можно было уже войти в дом, Власт опять засуетился возле своего узелка.
— Давайте, я его снесу Доброгневе в избу, — сказал Ярмеж.
— Нет, нет, я его сам снесу, — беспокойным тоном ответил Власт и, взяв свой узелок, вышел вместе с Ярмежем из сарая.
У дверей под колоннами стояла Гожа; увидев приближающегося брата, несшего в руках какой-то узел, она весело улыбнулась, с любопытством заглядывая ему в глаза.
— Доброе утро, — приветствовала она его. — Как идет вам новое платье! А что же вы с собою несете?
— Дорожные вещи, хочу их положить в надежном месте, — ответил Власт.
— Так давайте же, я их снесу, — и девушка протянула руки.
На одно мгновение Власт поколебался, но тотчас же отдал ей узелок, с которым Гожа вошла в дом.
В глубине горницы сидел старик Любонь, но когда сын бросился перед ним на колени, лицо у старика прояснилось, и он с выражением благодарности посмотрел на Ярмежа.
Вскоре все домашние собрались в горнице.
Здесь старая Доброгнева наблюдала за девушками, готовившими обед.
Когда Власт, строго соблюдавший посты, взглянул на стол и увидел мясные блюда, он растерялся, но думать было некогда: старый Любонь уже приглашал сына занять место возле себя.
Итак, путь сквозь первое испытание лежал для молодого христианина в доме его отца, священники его подготовили к нему уже раньше; то или другое решение предстояло выбрать ему самому. Подумав немного, он сел за стол и, чтобы не возбуждать подозрений, ел все, что предлагали.
— Надо известить соседей, — сказал старый Любонь, — что пропавший сын вернулся, а то обидятся. Пусть соберутся друзья на восьмой день после появления луны, чтобы принести жертву богам. Ярмеж знает, кого пригласить.
Сотник кивнул головою в знак согласия.
— Сегодня или завтра я сам с Властом поеду к князю, — прибавил Любонь.
Власт в разговор не вмешивался.
— Пусть юноша немного отдохнет и освежится, — заметил Ярмеж.
— Сведите его в баню, а когда выспится, то и бледность с лица сойдет.
Во время этого разговора, у дверей стояла старая Доброгнева и, скрестив руки на груди, смотрела на внука; ей, по-видимому, хотелось побеседовать с ним наедине. Гожа часто вбегала в комнату, заглядывая в глаза то отцу, то брату и, улыбаясь им, она, словно птичка, порхала и все время пела.
После обеда Ярмеж вместе со старым Любонем отправился на охоту, чтобы приготовить дичь к приему гостей; сыну Любонь позволил остаться дома.
Власт, пользуясь данной ему свободой, вышел из комнаты, но тотчас услыхал за собою шаги старухи, которая попросила его следовать за нею.
Она указала ему тот камень под навесом, у которого обыкновенно сидела со своей прялкой. Гоже она сделала знак, что та ей мешает, и молодая девушка ушла обратно в комнаты.
Взяв прялку, что стояла у стены, старуха медленным шагом направилась к излюбленному месту. Власт остановился около нее.
Приготовляя лен и веретено, старуха все время смотрела на внука, как будто соображая, с чего начать разговор. Вид был у нее недовольный и сердитый.
— Двенадцать лет, — проговорила она наконец, — двенадцать лет — это страшно долго. Я совсем состарилась, а из тебя немцы успели всю кровь выпить. Ох, не может быть, — вздохнула она, — чтобы ты не изменился: этого быть не может.
И она пристально посмотрела на него.
— Ты заразился их чарами и стал немцем. Кому неизвестно, что птица, родившаяся в клетке, не похожа на выросшую на воле. Так и с тобою стало. Да, да, не оправдывайся; я стара, много видела на своем веку и умею читать в глазах человека. Не дождавшись ответа от Власта, она продолжала:
— Но теперь все это надо тебе забыть, Властек! Я тебя вынянчила, я учила тебя ходить и говорить, словом, ты наш, наша кровь; все остальное забудь!
Старуха на минуту задумалась.
— Будто мы не знаем, чему немцы учат! У них люди забывают о своих богах, но мы здесь этого не потерпим! Знаешь, Властек, там, на Поморье, приходил человек с новым богом, но его убили… И хорошо сделали, очень хорошо… Наша земля нашим богам принадлежит, а чужих нам не надо и никогда им здесь не. господствовать. Немцы посылают вперед своего бога завоевать наши земли, а нас делают своими рабами! Да, мы это хорошо понимаем!
Старуха умолкла и начала вытягивать длинную нить, кивая все время головою, как будто ожидая возражения внука, но Власт не отвечал. Разные думы приходили ему в голову, но он не знал с чего начать.
Молчание внука не понравилось старухе и дало ей повод думать, что она не ошибается, подозревая внука в измене.
— Послушай, Власт, отец и радуется твоему возврату, и тоскует о том, что ты изменился. Ведь когда
