— Ну вот, а потом на «Щуке» подняли все паруса и рванули к месту рандеву. Когда уже ясно стало, куда направляются испанцы. Но мы опасались, что не справимся одни, — и тут Господь послал нам вас навстречу. Нет, я точно говорю: Господь Бог — он за протестантов. Теперь наше дело — дождаться испанцев, разгромить и разделить добычу. Справимся, ребятки?
Корсары взревели:
— Хо-хо! А то как же?!
Воротясь затемно, англичане узнали, что командование французской эскадры сообщило англичанам все то же о галионах, что узнали они на «черных бригантинах», — и что для экипажей «черных бригантин» особо выговорена их доля добычи: вполовину менее законной части, причитающейся им по обычаю, зато трофейный галион един — им, и брать его надлежит в исправном состоянии, чтоб на ходу был. Зачем им это — французы не сказали. Загадочно улыбаясь, заявили только:
— Увидите в деле — сами поймете, зачем.
На рассвете вахтенные сообщили, что с марсов видят корабли противника…
На корсарских эскадрах затрубили в трубы, забили в барабаны — и они ринулись на сближение. И испанцы, и обе эскадры корсаров вынуждены были идти вполветра: дул чистый норд, а те шли на восток и навстречу — на запад. Не ожидавшие нападения в стороне от оживленных морских дорог, испанцы, тем не менее, скоренько сориентировались и начали огнем из всех орудий подавлять корсаров, не подпуская их близко. И тут еще ветер сыграл на руку судам Его Католического Величества: корсары, чтоб не потерять ветер, который сменился на более типичный для этих краев норд-ост, что бы и на руку корсарам, — но потом круто завернул и задул ровно, спокойно и надолго с норд-веста.
«Эх, кабы все наоборот при таком ветре: чтоб испанцы на запад шли — а мы с востока на них нападали», — подумал Федор. Теперь корсарам предстояло, чтобы паруса не заполоскали, пересечь путь испанцам, что еще бы ничего, и потом подставить им свои правые борта при совершении поворота. А это было вовсе уж ни к чему. Слишком рано. На более близкой дистанции они и сами постарались бы занять такое положение — но на таком расстоянии это значило всего лишь одно: стать мишенями для тяжелых пушек галионов…
Спасение было в том — испанцы, разумеется, тоже это понимали — чтобы, подняв все паруса и молясь об усилении ветра, проскочить как можно ближе и войти в «мертвую зону». Но, говоря по совести, надежд на это было немного. Матросы уж и свистели, и плевками смазывали грот-мачту — все тщетно… Уж и штанги намылили — последнее, вернейшее средство… Но тут вперед, круто к ветру, помчались три черные бригантины! Испанцы перенесли было огонь на них, ослабив стрельбу по фрегатам французов и англичан. Но ширина «мертвой зоны» для приземистых бригантин была во много раз шире, чем для галионов или фрегатов! Испанцы наклонили стволы своих пушек правого борта так, что те едва не вываливались в орудийные порты, и уперлись в нижние косяки портов — но увы! Их ядра все равно свистели над топами заваленных черных мачт французов. При этом, как вскоре выяснилось, бригантины, подойдя на кабельтов- полтора к испанцам, не мешали стрелять по испанцами, поскольку пока корсары целили в рангоут и такелаж, стремясь сковать испанцев, ограничив их маневр.
Теперь большие корабли англичан и французов, по существу, играли роль мощных батарей огневого прикрытия бригантин, которым косые паруса на мачтах позволяли маневрировать, не теряя скорости. Приблизясь к испанцам, бригантины резко спустили все паруса. Федор вгляделся и рассмотрел, что от парусов ребята с черных бригантин бросились к веслам. Теперь они вовсе не зависели от ветра и его капризов!
Испанцы потеряли время, пытаясь накрыть огнем черные бригантины. Урона последним особого не нанесли — зато большие корабли англичан и французов за это время вошли в строй испанцев, и те смогли стрелять только по рангоуту противника, ибо, целя ниже, рисковали попасть друг в друга. Оставалось последнее средство — палить по проклятым еретикам из аркебуз через узкие бойницы, прорезанные в фальшбортах.
Не зря адмирал Хоукинз захватил с собою достаточно много утолщенных тяжелых кирас из вязкой корнваллийской бронзы. И сейчас он скомандовал:
— А ну, храбрецы, всем надеть кирасы! Кому не хватит, и кто не влезет в кирасу — вон с палубы, или я пощекочу своею шпагой!
Англичане знали: Хоукинз сделает то, что обещает, — и разделились: одни торопливо нацепили кирасы, другие спустились в трюмы — перезаряжать оружие, перевязывать раненых, заводить пластыри на пробоины… Работы там хватало…
Федор нацепил неуклюжий броневой жилет и остался на палубе. Скоро под металлом стало жарко: солнышко-то поднималось все выше и выше, да солнышко субтропическое, не равнять с прибалтийским, не говоря уж о беломорском!
Между тем черные бригантины, почти не поврежденные, уже сошлись с испанскими кораблями вплотную. Уже взметнулись абордажные мостики — и по ним, зажав в зубах короткие кривые абордажные сабли, карабкались полуобнаженные пираты, завывая и стреляя в воздух из пистолетов..
Шум вообще стоял невообразимый: лязг металла, хлопанье простреленных парусов, тупые удары деревянных корпусов судов друг о друга, хлюпанье воды в сужающихся щелях меж бортами сходящихся судов, щелканье такелажа, хриплый скрежет переломленного ядрами рангоута… И еще стрельба, ругань и команды офицеров!
Тут Федор заметил странную вещь: раньше на «черных бригантинах» все делалось сообща, и гребли все, включая офицеров, — а теперь явно не все пошли на абордаж. Понимаете, именно тогда, когда каждый не лишний, каждый нужен. Даже сам вице-адмирал корсаров, шевалье де Виллеганьон-младший копошился на бригантине…
Что же они там делают, не торопясь вступить в бой?
Стрельба через бойницы стихала по мере того, как ширилась рукопашная схватка на палубах испанцев. Англичанам тоже пришлось прекратить огонь, чтобы не губить союзников. Теперь наставал их черед сойтись с испанцами вплотную и — на абордаж, ребятки!
Федор почувствовал, что у него руки чешутся схватится с папистами по-настоящему. А пока он, во главе четырех ему на время боя подчиненных матросов, помогал «Сити оф Йорку» лавировать, ловя малейшие изменения силы и направления ветра. Они тянули паруса за углы, налегая всем весом на шкоты, то с одной, то с другой стороны, ворочали румпель — Федору досталось мазать мылом, чтоб легче он ходил, железную обойму на его «сухом» конце, и гнутый, как тележный обод, желобок-сектор, по которому ходил «сухой», удаленный от кормы, конец румпеля.
Его холщовая рубаха почернела от пота. Отчаянно ругаясь, он давил на окаянное бревно так, что ребра трещали, с каждым выдохом выплевывая нехорошее русское слово. Впрочем, ругались, только на других языках, все матросы.
А когда до испанского флагмана «Сан-Пабло-и-Сан-Педро» оставалось полкабельтова, Федор, наконец, увидел (или, скорее, догадался), чем занимались французы, остающиеся в «черных бригантинах», все время боя. Они губили свои скоростные, ладные суденышки, губили непоправимо!
Они накрепко привязали бригантины к галионам, используя тонкие железные тросы, которые не так-то просто и, главное, не быстро перерубить. Или частью цепи. Принайтовав корпуса к испанским судам, они усердно начали их дырявить. И только убедившись, что вода набирается в бригантины быстро, полезли по абордажным мостикам вверх, не то спасаясь от гибели в пучинах, не то спеша не опоздать в бой. И последние из них отпихнули абордажные мостики, упавшие внутрь наполняющихся водою корпусов их судов… Да, теперь понятно, на кой им трофейный галион в исправном состоянии!
Что делали французы на «черных бригантинах», он теперь знал. Но вот зачем? Это еще было неясно. Но, может быть, неясно изо всех, кто видел, только ему? Или неясно всем, но потому только, что взглядывали урывками сквозь суматоху боя, а толком не видел никто, кроме разве Хоукинза?
И тут ветер изменился снова на чистый норд — и испанцам нужно было привести суда к ветру. Но оказалось, что это у них почему-то не получается! Неплохие моряки, они точно уловили момент, когда следовало приступать к маневру. И проворно проделали все, для поворота необходимое, и с такелажем, и с рулем. Но их суда вместо поворота подергались на месте и… Никуда не поворотились! И уже заполоскал блинд на испанском флагмане, и обвисли марсели… Вот теперь и Федор понял, что произошло! Испанцы потеряли ветер и стали плохо управляемыми из-за того, что к их корпусам были принайтованы затопленные
