большая часть его просто сгнила, ссыпанная в овраги — элеваторов и зернохранилищ в достатке не построили. А уже в ближайшие годы началась эрозия почвы.
Сталин последовательно сокращал «начальственные» льготы и привилегии. Скажем, по мере отдаления страны от послевоенной разрухи цены на товары массового потребления снижались, результатом чего стало Постановление Политбюро от 29 декабря 1947 года о прекращении продажи промышленных товаров через закрытую сеть для членов и кандидатов в члены ПБ, секретарей ЦК ВКП(б) и других ответственных работников, снабжаемых через Министерство государственной безопасности.
Хрущевцы все это быстро восстановили, развили и бодрыми шагами двинулись к антисталинскому XX съезду КПСС.
Я не буду писать об этом фатальном съезде подробно. Скажу лишь, что сам съезд был вполне деловым и весь его ход не предвещал того конца, который тогда показался драматическим, а фактически стал началом конца державы.
Надо заметить, что доклад Хрущева обсуждался постаревшими соратниками умершего Сталина и до съезда, но в «озвученном» Хрущевым тексте оказалось много несогласованной отсебятины, автором которой формально был Хрущев, а фактически — черт его знает!
Тем не менее никто из сидевших в зале и знавших, что Сталин не запил с началом войны, что он не губил невинных в силу кровожадности, что он не планировал стратегические операции по глобусу, никто не встал и клевету Хрущева не опроверг. Стоит ли удивляться тому, что политическая смерть Сталина запрограммировала скорую политическую смерть его неверных соратников?
Уже весной 1957 года Ворошилов сказал Шепилову о Хрущеве: «Голубчик, да он же всех нас оскорбляет». Но говорилось это чуть ли не шепотом — избавившись от «тоталитарного наследия Сталина», хрущевцы организовали не выборочное, при необходимости — как при Сталине, а тотальное прослушивание правительственных телефонов, квартир, дач, машин…
Екатерина Фурцева прибегала к тому же Шепилову и хваталась за голову: «Что делать? Во главе совнархозов случайные люди! Все решения импульсивны, необдуманны»…
Ой ли, хочется возразить сегодня! А не были ли эти решения очень даже хорошо обдуманными, а люди, поставленные во главе образованных при Хрущеве региональных советов народного хозяйства, отнюдь не случайными, но решения и назначения обсуждались уже не только и не столько в Москве, в отделах ЦК КПСС, а и в «Вашингтонском обкоме»?
Причем и сам Шепилов был вполне достойным представителем не сталинского, а хрущевского стиля «руководства», болтаясь между Маленковым и Хрущевым.
Прошедший с 22 по 29 июня 1957 года Пленум ЦК «обсудил вопрос об антипартийной группе Маленкова Г. М., Кагановича Л. М., Молотова В. М.» и вывел их из состава членов Президиума ЦК и из членов ЦК, а также «снял с поста секретаря ЦК КПСС и вывел из состава кандидатов в члены Президиума ЦК и из состава членов ЦК т. Шепилова».
Вскоре последовала опала Ворошилова, Сабурова, Первухина.
А на очереди был помогший Хрущеву «разгромить антипартийную группу» еще один отступник от Сталина — маршал Жуков. Его черед пришел в октябре того же 1957 года.
ЛЮБИМЕЦ Сталина, армии и народа Константин Константинович Рокоссовский, вернувшись в СССР из Польши в 1956 году, уже после XX съезда КПСС, почти сразу оказался перед необходимостью выступать на Октябрьском (1957 года) пленуме ЦК, где закончилась карьера Жукова.
Рокоссовский выступил нелицеприятно, сказав о Жукове то хорошее, что можно было о нем сказать, и то неприятное, чего тоже не сказать было нельзя — если говорить честно. При этом Рокоссовский — я уверен, что не случайно, — сравнивал «вельможный» жуковский мат военной поры со спокойным тоном Сталина — «полководца, человека, — как отметил Рокоссовский, — который сам учитывает обстановку, в которой мы находились…»
Рокоссовский под конец своей речи и еще раз Сталина помянул, да еще и как:
«Мы всегда привыкли к тому, что во главе Политуправления Красной Армии… находится человек политически подготовленный, партийный, к которому относились бы с глубоким уважением…
Я вспоминаю слова товарища Сталина, который говорил следующее. Если партия принимала решение о назначении кого-то командующим, то он всегда задавал вопрос, а как его армия примет…»
Это были прямые солдатские слова о прошлом. Однако Константин Константинович сказал и о том, что он нашел в Советской Армии образца 1957 года, то есть в армии, воспитываемой уже не Сталиным, а Хрущевым и Жуковым:
«Товарищи, я семь лет был оторван от Советской Армии… Волей партии я был послан в Польшу, выполняя указания и директивы партии… В роли главного инспектора Министерства обороны пятый месяц. Мне удалось за это время побывать во многих местах…
Я не видел волевого командира, не видел командира, способного отстоять свою гордость, командира, который мог бы доказать и пробовал доказать, что он прав, заставил бы выслушать его…
Я был на крупном оперативном учении, где командиры, командующие армией смотрели в глаза старшему начальнику и старались угадать его мысли… Стоит только почувствовать, …что мнение вышестоящего расходится с его мнением, немедленно становится во фронт: так точно …немедленно исправлю…»
Это говорил полководец сталинской школы, который не отрицал своей к ней принадлежности, а подчеркивал ее!
Да когда!
Да где!
Да перед кем!
И коль он так говорил после антисталинского XX съезда, на Пленуме хрущевского ЦК перед Хрущевым и перед своими боевыми товарищами — фактически предавшими Сталина к тому времени своим молчанием во время клеветы на него Хрущева, то, значит, типичный командир сталинской Красной Армии был прямой противоположностью командиру хрущевской Советской Армии…
А ведь со дня смерти Сталина не прошло и пяти лет!
БРЕЖНЕВЩИНА оказалась лишь развитым и вошедшим в спокойные берега продолжением «волюнтаризма» Хрущева. Собственно, основные фигуры брежневской поры вышли из поры хрущевской, особенно если иметь в виду состав «референтов», «советников», «замзавов» и прочих аппаратных величин, где все более вольготно чувствовали себя крупные и мелкие агенты влияния и просто крупные и мелкие шкурники и карьеристы.
Удивляться не приходилось — ведь не только они воспитывали Хрущева и Брежнева, но и атмосфера хрущевской «Оттепели» и брежневского «Застоя» тоже воспитывала вполне определенный тип «деятелей»…
С 1953-го но 1964 год «воспитывал» их Хрущев — как раз тот минимальный срок для формирования крупной государственной фигуры, который определил в своей речи на пленуме 16 октября 1952 года Сталин. Но «воспитывали» их Хрущев и хрущевцы по-своему.
И воспитанники хрущевского времени, составив брежневскую «когорту», воспитали уже следующее поколение системных «внуков» Хрущева, то есть — Горбачева с Ельциным и горбачевцев с ельциноидами.
А уж им на смену сегодня приходят «правнуки»…
ЭКОНОМИЧЕСКИЕ же похороны социализма произошли в 1965 году. И это надо пояснить…
Неизменно лгущий Авторханов лгал и в том, что якобы половина советских предприятий при Сталине была нерентабельной — якобы потому, что Сталин нацеливал экономику не на прибыль, а на человека с его потребностями.
