Но в целом сталинскую и ждановскую идею Судов чести «спустили на тормозах». Стоит ли этому удивляться? Тем более что в ЦК ВКП(б) Суд чести, насколько я понял, не собирался ни разу, что тоже в комментариях вряд ли нуждается. И то, что министрам Суды чести по душе не пришлись, может быть, более убедительно, чем что-либо другое, говорило о том, что в «служилой» Москве конца 40-х годов далеко не все было благополучно.
Суды чести не привились и сошли «на нет». Однако можно было не сомневаться, что московская служилая элита эту сталинскую инициативу забыть не могла. И она росту любви элиты к Сталину — любви искренней, а не казенной, — конечно же, не способствовала.
Нехорошая зарубка осталась на памяти у многих.
СИТУАЦИЯ с элитой тревожила. «Сбоили» даже испытанные, казалось бы, кадры — например, Молотов. Он уже в 1945 году оказался не на высоте в ряде ситуаций, связанных с жесткой информационной политикой Сталина по отношению к иностранным корреспондентам. Сталин тогда сделал Молотову письменный выговор и был прав. В СССР в то время хватало и бездомных, и голодающих, и большинство западных журналистов хотели бы писать о них, расписывая нелады в стране, которая только что выдюжила тяжелейшую войну. Об успехах этой страны в послевоенном восстановлении западные газетчики были склонны сообщать сквозь зубы.
Тогда Молотов повинился, но вскоре опять произошел «сбой». 2 декабря 1946 года Общее собрание Академии наук СССР избрало Вячеслава Михайловича в «почетные академики». Заметим, что избирать в академики Сталина — в условиях его якобы тотального культа — никто никогда и не мыслил.
Молотов в это время был в Нью-Йорке и прислал в Академию, её президенту С.И. Вавилову, большую прочувствованную телеграмму. Общее собрание Академии встретило её аплодисментами, 4 декабря ее опубликовала «Правда», но взахлеб аплодировали не все. Сталин из Сочи, где он «отдыхал» (в кавычках потому, что это всего лишь означало облегченный режим работы), 5 декабря по прочтении «Правды» направил свежеиспеченному академику следующую шифровку:
«МОСКВА, ЦК ВКП(б) тов. МОЛОТОВУ
Лично
Я был поражен твоей телеграммой в адрес Вавилова и Бруевича по поводу твоего избрания почетным членом Академии наук. Неужели ты в самом деле переживаешь восторг в связи с избранием в почетные члены? Что значит подпись «Ваш Молотов»? Я не думал, что ты можешь так расчувствоваться в связи с таким второстепенным делом… Мне кажется, что тебе как государственному деятелю высшего типа следовало бы иметь больше заботы о собственном достоинстве. Вероятно, ты будешь недоволен этой телеграммой, но я не могу поступить иначе, так как считаю себя обязанным сказать тебе правду, как я ее понимаю.
Сталин был абсолютно прав — знакомство с текстом телеграммы Молотова в этом убеждает однозначно. Телеграмма же Сталина лишь усиливает чувство уважения к нему у любого человека чести! Причем восхищает даже выбор Сталиным своей условной подписи. Ведь она, впервые появившись в шифрованной переписке Сталина и Молотова в 1945 году, тактично намекала в 1946 году тому, кого Сталин когда-то именовал в письмах «Молотштейн», что это — не выволочка главы государства, а всего лишь дружеский упрек, И Молотов, надо сказать, это понял, ответив из Нью-Йорка, куда ему переслали шифровку из Москвы, так:
«СОЧИ. ДРУЖКОВУ
Твою телеграмму насчет моего ответа Академии наук получил. Вижу, что сделал глупость. Избрание меня в почетные члены отнюдь не приводит меня в восторг. Я чувствовал бы себя лучше, если бы не было этого избрания.
За телеграмму спасибо. 5.ХII.46 г.
Доктора наук В. Есаков и Е. Левина считают ответ Молотова «самоуничижительным», но так реакцию Молотова могут расценивать лишь люди, плохо представляющие себе, что это такое — осознание ошибки у умного человека, обладающего чувством собственного достоинства. Молотов действительно совершил глупость и признавал это искренне.
Но радости от этого он, конечно, не испытывал. И какое-то раздражение против Кобы — вот, мол, всегда он прав, и крыть нечем! — у него, скорее всего, осталось.
Возникали сложности и с такими крупными фигурами, как секретарь ЦК А. А. Кузнецов и председатель Госплана СССР Н. А. Вознесенский… И тот и другой все более чувствовали себя непогрешимыми властителями судеб, и особенно это проявлялось у высокомерного Вознесенского. Обрисовывались контуры того, что потом было названо «ленинградское дело».
Но вначале — немного о Вознесенском…
По причинам, о которых будет сказано чуть ниже, 5 марта 1949 года Политбюро приняло постановление об утверждении постановления Совмина СССР «О Госплане СССР». Согласно ему Вознесенский освобождался от обязанностей Председателя Госплана и на его место назначался Сабуров. А 7 марта Политбюро вывело Вознесенского из состава Политбюро и удовлетворило его «просьбу» «о предоставлении ему месячного отпуска для лечения в Барвихе».
Но «отпуск» затянулся.
17 августа Вознесенский пишет Сталину письмо, где просит адресата «дать… работу, какую найдете возможной» и признается: «Очень тяжело быть в стороне от работы партии и товарищей».
Сталин был склонен скорее верить людям, чем не верить им, даром что он исповедовал принцип «Доверяй, но проверяй». Но вокруг Вознесенского начал стремительно накапливаться очевидный «компромат», причем это была не интрига, а всего лишь запоздавшее выявление несомненных и серьезнейших прегрешений. Впрочем, пусть читатель судит сам…
22 августа 1949 года уполномоченный ЦК по кадрам в Госплане СССР Е. Е. Андреев направляет записку секретарю ЦК Пономаренко. Андреев докладывал:
«В Госплане СССР концентрируется большое количество документов, содержащих секретные и совершенно секретные сведения государственного значения, однако сохранность документов обеспечивается неудовлетворительно…
Отсутствие надлежащего порядка в обращении с документами привело к тому, что в Госплане СССР в 1944 году пропало 55 секретных и совершенно секретных документов, в 1945 г. — 76, в 1946 г. — 61, в 1947 г. — 23 и в 1948 г. — 21, а всего за 5 лет недосчитывается 236 секретных и совершенно секретных документов…»,
и т. д. — на семи листах машинописного текста.
Практически наугад я приведу название лишь нескольких документов, пропавших только в 1947 и 1948 годах, — лишь несколько из длинного их перечня, приводимого Андреевым:
— справка о дефицитах по важнейшим материальным балансам, в том числе: по цветным металлам, авиационному бензину и маслам, № 6505, на 4 листах;
— отчет о работе радиолокационной промышленности за первое полугодие 1947 г. (утрачена 11-я страница), № 11807;
— записка о выполнении народнохозяйственного плана в январе 1948 г., № 865, на 13 листах, и т. д.
1 сентября Вознесенский в записке Сталину оправдывался, но это был тот случай, когда, как говорят на Востоке, извинение хуже проступка. Хотя и проступок был очень тяжел. 11 сентября 1949 года на
