А СЕЙЧАС я коснусь совсем другой стороны жизни СССР Сталина. Как много было сказано позже о якобы искоренении Сталиным духа свободы в России. Попробуем посмотреть на этот устоявшийся миф с непривычного ракурса. Любой специалист по детской психологии знает, что основы личности закладываются к пяти-шести годам. Не расходится с наукой и народная мудрость: «Воспитывай, пока лежит поперёк кровати. Лёг вдоль — уже не выправишь».

Выправить-то можно и позже, но с каким трудом! И уж, во всяком случае, к двадцати-то годам человек в основном «отформован».

Не так ли?

И если так, возьмёмся за тезис номер два… Символом пытливой ершистости, не приемлющей соглашательство, символом отношения к миру, как к дому, где главное — чувство хозяина жизни, стали знаменитые «шестидесятники», которые сами называли себя «детьми хрущёвской «оттепели»…

«Накройте стол на площади Восстанья», — это ведь масштабный стихотворный «заказ» для конкретного состава «сотрапезников»: Вознесенский, Рождественский, Евтушенко, Ахмадулина.

Но «шестидесятники» — не группа и даже не слой. Это — действительно: поколение. Поколение Московского фестиваля, песен Визбора и Пахмутовой… Поколение гагаринской весны, Братской ГЭС, молодых стихов тех же Евтушенко, Вознесенского, Рождественского, фильмов Хуциева, Муратовой, Шепитько, фантастики братьев Стругацких и Ивана Ефремова…

В начале шестидесятых годов этому поколению было лет тридцать. Значит, рождения примерно тридцатого — тридцать третьего годов.

Если верить клеветникам на Сталина и эпоху Сталина, основы личности этих будущих «раскованных носителей нового сознания» закладывались «под стоны узников ГУЛАГа», «рёв толпы, приветствующей «московские процессы», и «скрип сапог «палачей НКВД», поголовно-де арестовывающих целые кварталы.

Причём ко дню смерти Сталина, то есть к 5 марта 1953 года, это были уже двадцатилетние парни и девушки, вся жизнь которых от первого крика до первого и — не очень первого поцелуя прошла исключительно в сталинскую эпоху!

Так откуда, спрашивается, тогда у них нестандартность мышления и раскованность чувств? И не формировали ли их на самом деле энергия новых песен, не западало ли ещё с детского сада: «Нам нет преград на море и на суше», «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью», «За правое дело ты гордо и смело иди, не боясь ничего!», «Кто привык за победу бороться, вместе с нами пускай запоёт»?..

Это ведь поколение будущих «шестидесятников» одним из первых разучивало «Багаж», «Кем быть?», «Рассеянного с улицы Бассейной», «Дядю Степу» и «Тараканище», «Мистера Твистера» и «Мойдодыра»…

Это поколение одним из первых зачитывалось книгами Бианки, Бажова, Кассиля, Фраермана, Гайдара, Житкова…

Это для него работали блестящие мастера книжной графики Лебедев, Сафонова, Конашевич…

Для них писали академики Обручев и Ферсман.

Это их ещё несмышлёный, но податливый на хорошее умок слушал рапорты Чкалова, Громова, Папанина, Коккинаки.

Это они ловили горящими глазёнками блеск первых Звёзд Героев Союза и Героев Труда.

Нет, свобода поведения этих тридцатилетних в шестидесятые годы — результат не гнилой хрущёвской «оттепели», а итог сталинских русских холодов тридцатых, которые вымораживали нечисть и закаляли юную душу для умной, деятельной жизни.

«Здоровью моему полезен русский холод», — это Пушкин.

Поэтому не приходится удивляться, что в холодный для врагов России 1937 год страна отметила столетний пушкинский юбилей как государственное событие. Это было столетие со дня не рождения, а смерти поэта, но это был юбилей его нового возрождения в России и прихода к тому массовому читателю, о котором он писал в «Памятнике»…

Нет, всё здоровое в молодых «шестидесятниках» — это от эпохи большевика Сталина. А прибившая позже души многих из них гниль — от межеумочных лет карьериста и нераскрытого троцкиста Хрущёва, которого сегодня тоже кое-кто прочит в первую фигуру российской истории.

Я перелистываю затрёпанную книгу…

Н. Верзилин. «По следам Робинзона», Ленинградское отделение Детгиза, издание второе, исправленное и дополненное, 1953 г. Год смерти Сталина…

К этому году мироощущение нового человека уже сформировалось. В октябре 1920 года, на III съезде комсомола, Ленин только мечтал: «Коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество». К 1953 году с той поры прошло тридцать три года. И книга Верзилина из серии «Школьная библиотека» зримо и убедительно доказывала, что слова Ленина из программы превратились в факт повседневной практики.

Выросли новые — свободные от нищеты духа люди… Люди, настолько обогатившие свой ум знанием духовных и научных богатств человечества, что они уже были способны писать новые книги для тех, кто может стать ещё свободнее, ещё интеллектуально, духовно и физически развитее, чем их предшественники. Всего лишь, казалось бы, книга об истории культурных растений и о полезных дикорастущих растениях. Однако на её страницах естественно соседствуют герои Жюль Верна и Дефо, Твена и Купера, Майн Рида и Арсеньева… Стихи Лонгфелло об индейце Гайавате и стихи Майкова, Ивана Сурикова, Всеволода Рождественского, Петра Комарова о русской природе…Цитаты из Саади и Миклухо- Маклая, рассказы о мумиях Древнего Египта и войнах Алой и Белой розы, о приключениях советской лётчицы Марины Расковой…

История чая, кофе, красок, бумаги… И советы, как эту бумагу, эти краски сделать в походе по русскому лесу, как разложить костёр, испечь лепёшки и найти верную дорогу в чаще.

Узник Шлиссельбурга народоволец Новорусский, натуралисты Бёрбанк и Мичурин, отважные капитаны де Клие и Картье, академики Пётр Паллас, Тимирязев и Обручев, легионеры Древнего Рима, лотофаги Древней Греции, Садко и Василий Буслаев…

Сотни имён, дат, ситуаций! И всё это не распадается, а живёт единой жизнью единого в творчестве, поисках и труде человечества.

Скромная книга…

И одновременно — величественный итог эпохи Сталина. Один из её логических результатов, обращённый вперёд, в умное бытие Человека — друга и хозяина Планеты…

Впрочем, в начале тридцатых до этого ещё было далеко. Собственно, тогда ещё была под вопросом сама возможность такого будущего в СССР. Под вопросом и потому, что настоящая работа в стране только начиналась, и потому, что было много желающих охаять её и сорвать.

В сентябре 1930 года Сталин пишет Молотову:

«Вячеслав! Уйми, ради бога, печать с её мышиным визгом о «сплошных прорывах», «нескончаемых провалах», «срывах» и т. п. брехне. Это — истерический троцкистско-правоуклонистский тон, не оправдываемый данными и не идущий большевикам. Особенно визгливо ведут себя «Экономическая жизнь», «Правда», «За индустриализацию», отчасти «Известия»…

Ну, пока. Жму руку.

И. Сталин».

Да-а, не позавидуешь! С одной стороны — бывшие князья, за глаза числящие тебя «садистом». С другой — вчерашние соратники, товарищи по партии, честящие «авантюристом»… В конце двадцатых годов в толстом учебнике Бердникова и Светлова

по политграмоте ещё доказывалась «невозможность построения социализма в одной стране».

Прошло пять лет, и «провалившийся» — в глазах князей Голицыных — «садист» пишет всё тому же Молотову:

«Здравствуй, Вячеслав! 1) Письмо получил. Думаем организовать кадетские школы по артиллерии,

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату