Европа — умелая кирпичная кладка, а вот Россия — бочка с песком. И как только «обручи», сковывающие Россию, лопаются, она тут же рассыпается.
Любая броская фраза — не более чем фраза. И в этой «фразе» Хакамады тоже есть много
неточностей, начиная с того, что и монолитный бетон даёт трещины, а надёжно сработанная и верно эксплуатируемая бочка будет веками прочна.
Однако «хакамадный» образ России хотя и обиден для нас, не так уж — кое в чём — и неверен. Действительно, внутри России всегда имелся и имеется по сей день не только потенциал созидания и объединения, но и потенциал гибели и распада.
Я не могу — как бы мне того ни хотелось — назвать Петра Леонидовича Капицу безупречным патриотом. Но русская жилка в нём всё же была, и родился и жил он в России. Потому он и понимал, что «творческий потенциал нашего народа не меньше, а даже больше других, и на него можно смело положиться». Потому и приводил в подтверждение этой своей мысли тот факт, что «за все… столетия нас никто не смог поглотить…».
Так-то оно так, но вот другое, фактически документальное свидетельство такого глубоко русского и глубоко знающего Россию человека, как Леонид Павлович Сабанеев. В конце семидесятых годов XIX века он, знаменитый охотовед, в монографии «Волк» писал:
«Крестьяне наши, вследствие недостатка предприимчивости,
огромные селения поголовно ополчаются и устраивают на него правильную атаку. У нас подобное преследование составляет дружное редкое исключение».
Деталь народного быта… И она же — примета народной судьбы.
Вспомним и «дольку стола», описанную с натуры экс-народником Энгельгардтом. Это ведь — если вдуматься — и есть символ старой, царской «Расеи»…
Увы, в русском народе традиции разобщённости и разъединения существуют издавна, хотя они наверняка и не были свойственны русскому народу изначально — иначе русские не распространились бы по всему Российскому геополитическому пространству за тысячу лет так вольно, широко, просторно и, по сути, бескровно.
Однако на русский национальный характер самым гнусным и трагическим образом повлияло монголо- татарское иго… Михайло Васильевич Ломоносов в 1748 году формулировал верно: «…сколько чего у одного тела отнимется, столько присовокупится к другому…» и прибавлял: «Сей всеобщий естественный закон простирается и в самые правила движения; ибо тело, движущее своей силою другое, столько же оныя у себя теряет, сколько сообщает другому, которое от него движение получает».
Да, этот закон всеобщ и «простирается» в правила не только механического, но и исторического движения. Русь прикрыла собой Запад и дала возможность ему развиваться. Как бы эту истину ни замалчивали, она от этого истиной быть не перестаёт. Я не хочу сказать, что русские защитили европейцев сознательно — они всего лишь на своей земле боролись против чужеземцев за собственную землю. Но тем самым Русь ослабила напор Дикой Степи так, что до Европы докатились лишь немногие сглаженные «волны» того «тайфуна», который обрушился на Русь.
В результате та свобода развития, которая была отнята степняками у России, присовокупилась к Европе. Лишившись своей свободы в XIII веке, Россия как бы передала её Европе — в полном соответствии с законом, впервые сформулированным Ломоносовым, а уж позднее — Лавуазье.
До нашествия на Русь Дикой Степи дочь киевского русского государя Ярослава Мудрого — Анна Ярославна — привезла с собой через всю тёмную — тогда — Европу в неказистый — тогда — Париж из светлого стольного града Киева русскую Псалтирь. Анна — королева Франции была грамотна. А её муж — французский король Генрих — нет.
А после того, как по Руси прошёлся степной «пожар», стольный град Киев лежал в развалинах. И, вспоминая слова поэта, можно сказать, что неизвестно, каких русских Илиад и Одиссей, записанных на русской берёсте, лишилось человечество, потому что «берёста отлично горит, даже если она — гениальное слово»…
Волна уничтожения, родившаяся в Дикой Степи, уничтожила первые выдающиеся русские достижения, затормозила на века русское развитие и культуру и исковеркала русский национальный характер, создав в былом народе Иван да Марий ещё и народишко Ванек и Манек.
Мы получили азиатчину как результат удельного разобщения русских земель после смерти Ярослава. Мы избыли азиатчину — как иго, став под объединяющее Русскую землю знамя Москвы, знамя централизации.
Но избыли ли мы азиатчину как духовное наследие трёх чёрных веков, в которые она длилась?
В своём поразительно интересном труде «Китайцы в Уссурийском крае» один из самых деятельных русских патриотов — Владимир Клавдиевич Арсеньев — написал горькие строки:
«…Китайцы не живут одиночно, а по несколько человек. Даже там, где собирается их двадцать и тридцать человек, нет ссор или они бывают крайне редко. На другой день после ссоры те же китайцы работают опять вместе с таким видом, как будто они и не ссорились.
В этом отношении русские переселенцы представляют полную противоположность китайцам. Где соберутся их три или четыре человека, так на другой уже день начинаются ссоры, и вслед за тем начинается умышленная потрава пашен друг у друга. Сколько на моих глазах… рухнуло артельных предприятий только потому, что компаньоны их ссорились между собою и не доводили дело до конца!»
На глазах Арсеньева рушились артельные предприятия… А на наших глазах и при нашем глупейшем поведении рушится (всё еще рушится) великий Советский Союз!
Что обидно — Арсеньев написал о русских людях невесёлую, однако — правду. Правду о том, что русские, увы, нередко ведут себя так, что могут быть названы народом неумных индивидуалистов.
Но ведь Арсеньев — тоже глубоко русский человек Однако он был убеждённым коллективистом.
Собственно, если бы среди русского народа не было множества таких же убеждённых,
прирождённых коллективистов — Иванов да Марий, то великая Россия просто не состоялась бы!
Для более верного исторического и текущего взгляда на положение и перспективы России полезно, впрочем, привести ещё две цитаты.
Итак:
«Участь России, околевшего игуанодона или мамонта — обращение в слабое и бедное государство, стоящее в экономической зависимости от других стран… Вынуты душа и сердце, разбиты все идеалы. Будущего России нет; мы без настоящего и будущего. Жить остаётся только для того, чтобы кормить и хранить семью — больше нет ничего. Окончательное падение России, как великой и единой державы вследствие причин не внешних, а внутренних, не прямо от врагов, а от собственных недостатков и пороков и от полной атрофии чувства отечества, родины, общей солидарности, чувства «священного союза» — эпизод, имеющий мало аналогий во всемирной истории… Мы годны действительно, только чтобы стать навозом для народов высшей культуры…»
А ну-ка, пусть попробует читатель угадать — когда и кем это сказано?
И когда и кем сказано это:
«…Русский народ — народ-пораженец; оттого и возможно такое чудовищное явление, как наличность среди чисто русских людей — людей, страстно желающих конечного поражения России. Поражение всегда более занимало русских, чем победа и торжество… Необычайно уродливое явление — отсутствие русского вообще и в частности
великорусского патриотизма. В так называемой Российской державе есть патриотизмы какие угодно — армянский, грузинский, татарский, украинский, белорусский — имя им легион, — нет только общерусского… Как будто великороссы, создавшие в свое время погибающую теперь Россию, совершенно
