как бы захватить СССР.
Пожалуй, за таким «интервью» не надо было ездить в Берлин — хватило бы похода в лондонский Бедлам, где всегда хватало разных «наполеонов» в смирительных рубашках.
А Гитлер был умным политиком.
Еще со времен Гражданской войны, Генуэзской конференции и Локарно у Антанты было одно желание в отношении Германии и СССР: стравить. Стравить в расчете на то, что сапог германского солдата раздавит новую жизнь России.
Ради этого затевались конференции, встречи, намеренные «утечки информации» и газетные статьи. В чем тут загвоздка, Гитлер знал прекрасно и умел этим пользоваться. Под дымовой антисоветской завесой он входил в Рейнскую зону, перевооружался, получал кредиты и усыплял бдительность Запада.
Но палка без двух концов не бывает. И вот одним-то концом она раз за разом ударяла по отношениям с Россией.
Больно?
Если честно — не очень… За весь 1933 бурный, решающий, переломный — «туда» или «сюда» — год в Германии было проведено всего 39 кратковременных арестов советских граждан и 69 обысков на их квартирах, причем иногда аресты и обыски совмещались.
А помня о «коминтерновском» оттенке «Деропа», надо признать, что не всегда обыски были необоснованными.
Для такого года как германский 1933-й, число поводов для нашего недовольства, в общем-то, было невелико. А вот одних письменных нот германскому МИДу наркомат Литвинова подал аж 217 (!), не считая «бесчисленных устных заявлений».
Эпитет «бесчисленных» — не плод моего творчества. Это выражение из отчета полпредства в Германии за 1933 год.
Да уж, с такими талантами да на одесский бы Привоз. Все торговки разбежались бы, видя, как из мухи делают слона.
А стоило ли поднимать из-за, по сути, мелочей, такой уж всеевропейский крик?
Конечно, журналистка Кайт страху натерпелась. Так ей же это было только полезно — описание «зверств» выглядело натуральнее.
Хотя на деле доходило только до грубости. Конечно, и грубость немцев не красила, но… Но какой могла бы оказаться цена нашей предельной сдержанности? Цена нашей выдержки?
А вот какой: стабильность отношений с Германией.
Разве этого было мало?
На одну чашу весов враги Германии и России бросали единичные эксцессы. А что могло быть положено на другую чашу весов?
На другой могли оказаться рядом, как писал посол Эрбетт министру Эррио в 25-м году, «Германия и Россия, обе возродившиеся»…
С «ДЕЙЛИ ТЕЛЕГРАФ» и «Дейли геральд» взятки гладки… Ну «не совсем верно поняли мысль господина рейхсканцлера», «включили в текст интервью старые высказывания», «неудачно цитировали» и т. п.
Что касается утечек информации о планах Гитлера и Геринга из
Они стоили еще меньше, чем перевранные интервью.
Другое дело — конфиденциальная официальная беседа фактического главы германского государства с советским послом. Разве прямые слова, сказанные Гитлером Хинчуку, весили меньше, чем «утки» лондонских «Дейли»?
И уж тем более другое дело — ратификация нацистской властью в кратчайшие сроки, в ДВА МЕСЯЦА, той договоренности, которой старая, Веймарская власть демонстративно пренебрегала ДВА ГОДА!
Да, Гитлера старались дезавуировать в наших глазах со всех сторон. Однако неужели сложно было задуматься: с чего это подливают «керосина» англичане, Эррио, детердинги?
С чего вдруг так «дружественен» к большевикам Ллойд Джордж в беседах с нашим лондонским послом Майским?
Даже агент американского Херста — Виганд уверял Литвинова в Берлине 28 октября 1933 года, что Гитлер-де готов бороться со всем миром, а с «Советами» — в особенности. Это, мол, ему только что сказал Гитлер в доверительной беседе не для печати.
Но с чего это вдруг Виганд откровенничал с дипломатом номер один тех большевиков, которых его шеф рад был бы смолоть в типографскую пыль? От неожиданно пробудившейся любви к СССР?
Брать в расчет эти очевидные соображения в упор не желали ни Кайт из «Известий», ни Гиршфельд, ни заместители Литвинова — Крестинский с Караханом, ни сам Литвинов.
ВОТ УЖ ВОИСТИНУ: ПО ДЕЛАМ ИХ УЗНАЕТЕ ВЫ ИХ…
ПОСЛЕСЛОВИЕ
ИТАК, уважаемый мой читатель, заканчивался 1933 год реальной истории…
Заканчивается и моя книга.
Мы оставляем Россию и Германию на втором большом распутье их исторических отношений в бурные новейшие времена.
Мир и сотрудничество или война и взаимное уничтожение, взаимное ослабление? Первый раз Россия и Германия, русский и немецкий народы стояли перед таким выбором накануне XX века.
Имея все для того, чтобы укрепить друг друга стратегическим союзом, верхи Российской империи и Германского рейха не сумели преодолеть полосу недоразумений и далеко идущих провокаций Франции, Англии, Соединенных Штатов, а по сути, интернационального Капитала…
И вместо союза, прочно программирующего европейский мир, эти верхи привели свои страны к обоюдному истреблению российской и германской мощи в Первой мировой войне.
Конец этой войны застал две державы в положении изгоев. Германия оказалась побежденной и распятой на кресте версальского мира, Россия оказалась «вне закона» по причине того, что действительно поставила себя вне законов мира капитализма.
Рапалльский договор 1922 года между Веймарской Германией и Российской Советской Социалистической Федеративной Республикой [правильно 'РСФСР'! —
Германия нуждалась в России по одним причинам, Россия в Германии по… Да, собственно, по тем же…
Немцам надо было раскручивать обороты своей мощной, но разболтанной войной индустрии, и тут Советская Россия с ее планами индустриализации была практически идеальным торговым партнером.
России не менее важно было получить возможность крупных закупок машин и промышленного оборудования, на которые внешний мир, кроме Германии, был для пролетарской республики скуп.
России был нужен доступ к передовым техническим знаниям и технологиям, а у Германии оказывались не у дел высококвалифицированные носители таких знаний, и они с удовольствием отправлялись в Россию на заработки, а это и означало, что русские могут учиться у немцев тому, что им было необходимо жизненно.
Германскому рейхсверу было запрещено иметь авиацию, танковые войска, проводить серьезные научно-исследовательские и опытно-экспериментальные работы в области вооружений. И получил он такую
