Новый мой «дальневосточный» интерес — все разрастаясь и разрастаясь — постепенно превращался в отдельную книгу.
В ту, которую ты, уважаемый читатель, и держишь сейчас в руках.
Книгу о русских, о китайцах и японцах, о напоре янки и о русской судьбе...
Здесь, в предисловии, я не могу не отметить два интересных и нестандартных исследования проблемы, принадлежащих перу профессионального (и потомственного) япониста, доктора исторических наук Василия Элинарховича Молодякова... Молодость и задор присутствуют не только в его фамилии, но и в его работах, да и сам он весьма молод — ему нет и сорока.
Ранее мне уже попадались его интересные статьи о принце Коноэ, и я с интересом и удовольствием познакомился с его новыми книгами. Одна из них издана в 2004 году под названием «Несостоявшаяся ось Берлин — Москва — Токио». Вторая, вышедшая в 2005 году, называется «Россия и Япония: поверх барьеров».
Оба этих труда ценны как своей концепцией, так и фактическим материалом. Не со всем там можно согласиться, однако основная мысль полностью разделяется и мной... Да, Россия могла бы стать стержнем прочного, естественного тройственного союза трех держав. Япония при этом играла бы роль одной из глобальных точек опоры нового, справедливого мирового порядка.
ВЫХОД России на Амур и в Приморье создавал России проблемы в ее отношениях не с Японией, а с китайской Небесной, Поднебесной, империей. Однако и до Нерчинского мирного трактата, заключенного Россией с Китаем еще в допетровские времена — в 1689 году — и значительно позднее этого периода конфликт никогда не приобретал масштабности, а после 1689 года никогда не окрашивался кровью...
Впрочем, и до Нерчинского договора стычки сибирских казаков с маньчжурскими отрядами характера полноценной войны не носили... И все расширения русских земель до Амура и Тихого океана проходили хотя и при противодействии Китая, однако мирно.
Так же мирно — хотя так же не без проблем — могли бы развиваться и русско-японские отношения, прочное начало которым русские патриоты пытались заложить уже в екатерининские времена!
Подробно о давнем «японском» проекте профессора Лаксмана я рассказал в книге «Русская Америка: открыть и продать!», а здесь остановлюсь на нем, а также и на посольстве камергера Резанова, в предисловии... Очень уж подходят эти давние истории на роль своего рода эпиграфа ко всей ситуации вокруг России и Японии... Ситуации, на которую еще до ее формирования оказывали негативное воздействие антирусские и антияпонские силы...
Не первая, зато наиболее известная у нас попытка установления прямых и дружественных отношений с Японией приходится на период первой русской кругосветной экспедиции капитанов Крузенштерна и Лисянского... Чрезвычайным послом был назначен камергер Николай Петрович Резанов...
Однако японское посольство Резанова не удалось. Страна восходящего солнца тогда очень жестко ограничивала любые контакты с внешним миром — о чем далее будет рассказано подробно.
Еще до отправления экспедиции Крузенштерна министр коммерции Румянцев подал царю 20 февраля 1803 года докладную записку «О торге с Японией», где писал:
Изложив все выгоды торговли с Японией, Румянцев предлагал:
«На
В августе «Надежда» Крузенштерна с Резановым на борту и «Нева» Лисянского ушли в плавание. У Сандвичевых (Гавайских) островов они временно расстались, и 26 сентября (русского стиля) 1804 года «Надежда» прибыла в Нагасаки, где ее встретили с чрезвычайными предосторожностями. Вместе с японцами были и голландцы — внешне к русским лояльные, но их появлением обрадованные вряд ли...
И, скорее всего, как раз ими и было инспирировано последующее развитие событий. Могли тут напакостить, впрочем, и тайные английские агенты.
На следующий день губернатор Нагасаки прислал в подарок домашнюю птицу, рис и свежую рыбу. В целом же установился режим плена. Лишь 17 декабря Резанова поселили в местечке Мегесаки в доме, похожем на тюрьму.
Через два месяца, 19 февраля русского стиля 1805 года, посла известили о том, что японский император направляет к нему своего «комиссара». Еще через месяц стало известно, что император Резанова аудиенции не удостоит, а утром 20 марта из столицы наконец прибыл его посланец. Переговоры начались 23 марта (3 апреля) 1805 года и закончились быстро и плачевно. Русскому послу были вручены грамоты, запрещавшие русским кораблям когда-либо приставать к берегам Японии.
18 апреля «Надежда» покинула эти берега и вышла в море...
Затем Резанов посетил Русскую Америку, в Калифорнии влюбился в дочь коменданта испанской крепости Сан-Франциско Марию де ла Консепсьон д'Аргуэльо, был с ней помолвлен, а вскоре, вынужденный срочно уехать в Петербург, на обратном пути в русскую столицу заболел и 1 марта 1807 года в Красноярске умер. Смерть его была неожиданной и... очень уж выгодной врагам России.
Случайность?
Возможно...
Однако в истории начальных русско-японских контактов есть и еще две более чем интересные судьбы, закончившиеся тоже странными смертями...
Речь — об отце и сыне Лаксманах.
Уроженец Финляндии Эрик (Кирилл) Лаксман-отец после учебы в университете в Або в 25 лет переселился в Петербург. В 1770 году был избран академиком «по экономии и химии», в 1780 году навсегда переселился в Сибирь, бывая в столице наездами и пользуясь в столичном научном мире заслуженным уважением.
В 1791 году у русских берегов потерпел крушение японец Кодаи и вместе со своим спутником был привезен в Иркутск, откуда их отправили ко двору.
Японцев сопровождает в столицу Лаксман, а там он предлагает Екатерине воспользоваться удобным случаем отправки потерпевших на родину и завязать с Японией отношения. Предложение было принято, и его автору поручили выработку наставления экспедиции. А ехать с японцами в эту беспрецедентную командировку было велено второму сыну Эрика — капитану Адаму Эриковичу Лаксману.
13 сентября (старого стиля) 1792 года, в годовщину подписания Екатериной указа о «японской» экспедиции, на галиоте «Святая Екатерина» Адам вышел в море. Фактически посольство было актом политическим, но формально Адам Лаксман вез в Японию письма всего-то от иркутского генерал- губернатора, подарки от его же имени и подарки отца трем японским ученым.
9 октября 1792 года «Екатерина» вошла в гавань Немуро на северном берегу острова Хоккайдо, но только 29 апреля 1793 года в Немуро прибыло японское посольство из двухсот (!) человек с ответом от императора. Лаксману предлагалось доставить двух своих подопечных в самый южный порт Хоккайдо — Мацумаэ на японском судне.
Лаксман, тем не менее, отправился на «Екатерине» в Хакодате, порт в сотне километров к северо- западу от Мацумаэ. В Хакодате власти приняли его исключительно любезно, но абсолютно изолировали от каких-либо контактов с жителями.
В результате более чем непростых переговоров Лаксман добился разрешения для одного русского корабля раз в год приставать в порту Нагасаки. Когда читатель позднее ознакомится с историей Японии получше, он поймет, что успеха Адам добился фактически невероятного.
По возвращении Лаксман был вызван с отцом в Петербург, получил чин капитана и предназначался в
