отсутствует у русских, у них нет творческой силы, ум у них по природе ленивый и поверхностный… Русские хорошие солдаты, но плохие моряки; в общем, они скорее склонны к покорности, нежели к проявлению своей воли. Их уму не хватает импульса, как их духу — свободы… Что за страна! Бесконечная, плоская, как ладонь, равнина без красок, без очертаний… По этой стране без пейзажей текут реки огромные, но лишенные намека на колорит».

Ну, ладно, это француз. Да еще и недоброжелатель… Русский же несомненный патриот (хотя его упрекали часто как раз в обратном) — Петр Яковлевич Чаадаев написал примерно в те же годы, когда Россию посетил де Кюстин, вот что: «Преувеличением было бы опечалиться хотя бы на минуту за судьбу народа, из недр которого вышли могучая натура Петра Великого, всеобъемлющий ум Ломоносова и грациозный гений Пушкина»…

Прекрасно!

Однако…

Однако он же написал, к сожалению, и вот что: «Обделанные, отлитые, созданные нашими властителями и нашим климатом, только в силу покорности стали мы великим народом… Есть один факт, который властно господствует над нашим историческим движением, который красною нитью проходит через всю нашу историю, который содержит в себе, так сказать, всю ее философию, который проявляется во все эпохи нашей общественной жизни и определяет их характер, который является в одно и то же время и существенным элементом нашего политического величия, и истинной причиной нашего умственного бессилия, — это факт географический».

По Чаадаеву выходило, что вот, мол, — распространились мы широко, а «плаваем» мелко… И «география»-де нам — одна обуза…

А вот еще один — не спорю — очень неглупый русский человек, Николай Александрович Бердяев: «Размеры русского государства ставили русскому народу почти непосильные задачи… И это наложило безрадостную печать на жизнь русского человека… Нету русских людей творческой игры сил. Русская душа подавлена необъятными русскими полями… Необъятные пространства России тяжелым гнетом легли на душу русского народа… Огромность русских пространств не способствовала выработке в русском человеке самодисциплины и самодеятельности… Русская душа ушиблена (эк это он как!. — С.К.) ширью…»

Эх, литераторы-«мыслители»! Для них русские пространства были источником удрученности!

Но они, взирающие на жизнь не взором ее преобразователя — в петровское «окно», а поглядывающие на нее из окошка своих раздумий, напрочь забывали при этом, что сами-то эти пространства стали итогом активной деятельности русского человека, результатом его спокойного движения вперед и вперед!

Сказали бы «бомбардиру» Петру Алексеевичу Романову, Михайле Ломоносову, Семену Дежневу, Ерофею Хабарову, Харитону Лаптеву, Андрея ну Толстых, Григорию Шелихову, Герасиму Измайлову, Гавриилу Сырычеву, Александру Баранову, Ивану Крузенштерну, Юрию Лисянскому, Ивану Кускову, Василию Головнину, Фердинанду Врангелю, Николаю Муравьеву-Амурскому, Геннадию Невельскому, что русская душа ушиблена (!) ширью…

Думаю, что они вначале бы просто не поняли, что это говорится об их душах и душах их товарищей и соратников, а когда поняли бы, то спросили бы — возможно, с гневом, а возможно, и со смехом: «А тебя, мил-человек, самого в детстве мамка случайно не ушибла?»

И если уж чем до кровавых синяков и ушибали русскую душу — так это идиотизмом правителей, абсолютно недостойных этой русской души.

Да, веками терпеть их и долго видеть в институте самодержавия национальную ценность нас приучила действительно «география», но не как фактор пространственный, а как фактор исторический… Руси пришлось принять на себя поток, хлынувший на нее из Дикой Степи, и ослабить его так, что до Европы докатились лишь сглаженные его волны…

С этого и пошло…

Еще в XI веке русские верховные вожди по праву первого среди равных роднились с верховными вождями Европы. Киевский князь Ярослав Мудрый выдавал своих дочерей: Настасью — за короля венгерского Андрея, Елизавету — за короля норвежского и шведского Гаральда, Анну — за французского короля Генриха.

И до Ярослава, и — какое-то время — после него это было для Киевской Руси стандартной практикой, как много позднее родство с царствующими домами Европы стало обычным делом для России послепетровской.

Получить блестящую, образованную русскую княжну Ярославну в жены было для неграмотного французского Генриха честью… Уже в 1715 году, когда Петр был в Париже, ему показали в Реймсском соборе коронационные атрибуты французской короны. Была там и некая старинная священная книга, написанная на неизвестном французам языке, на которой по традиции присягали французские королевы.

Петр взял ее в руки и, ко всеобщему изумлению, начал… свободно читать ее — старорусскую «Псалтирь», привезенную в захолустный Париж XI века русачкой Анной из стольного града Киева…

А к середине XIII века ситуация полностью изменилась. Русские великие князья и женились только на «своих», на русачках, и дочерей далее Руси замуж не выдавали. Невысокой цены приобретением стала русская княжна, ибо невысоко стояла в глазах Запада Русь.

Мы получили татарщину как результат удельного разобщения русских земель после смерти Ярослава. Мы избыли татарщину — как иго, став под объединяющее Русскую землю знамя Москвы, знамя централизации…

Но избыли ли мы татарщину как духовное наследие трех черных веков, в которые она длилась?

В своем поразительно интересном труде «Китайцы в Уссурийском крае» Владимир Клавдиевич Арсеньев написал горькие строки:

«…Китайцы не живут одиночно, а по несколько человек. Даже там, где собирается их двадцать и тридцать человек, нет ссор или они бывают крайне редко. На другой день после ссоры те же китайцы работают опять вместе с таким видом, как будто они и не ссорились.

В этом отношении русские переселенцы представляют полную противоположность китайцам. Где соберутся их три или четыре человека, так на другой уже день начинаются ссоры, и вслед за тем начинается умышленная потрава пашен друг у друга. Сколько на моих глазах… рухнуло артельных предприятий только потому, что компаньоны их ссорились между собою и не доводили дело до конца!»

На глазах Арсеньева рушились артельные предприятия… А на наших глазах и при нашем глупейшем поведении рушится — нами же, нашими ссорами, великий Советский Союз…

Что обидно — Арсеньев написал о русских людях невеселую, однако — правду. Правду о том, что русские, увы, нередко ведут себя так, что могут быть названы народом неумных индивидуалистов. Но ведь Арсеньев — тоже глубоко русский человек. Однако он был убежденным коллективистом.

Собственно, если бы среди русского народа не было множества таких же убежденных, прирожденных коллективистов Иванов и Марий, то великая Россия просто не состоялась бы!

Однако татарщина сильно исковеркала все же русский национальный характер. Зато татарское иго заставило русских ценить централизацию власти, обеспечивающую внешнюю безопасность.

Привыкнув ценить сильную власть и подчиняться ей, русский народ с годами привык и вообще подчиняться власти. А всевластная власть не всегда уже была и сильной, и полезной для будущего России. Ко второй половине XIX века она все чаще проявляла себя как фактор не столько национальный, сколько антинациональный… И наиболее ярко это проявилось в XIX веке в факте продажи Русской Америки.

Уже не державные государи, а царственные баре Романовы преступно пренебрегли вековыми усилиями подлинно могучего и национального движения русских к великому и прочному геополитическому будущему!

Сила и величие Москвы возникали на базе идей объединения и централизации. И поэтому даже допетровская Русь и ее вожди были в конечном счете в геополитическом отношении состоятельными. Умница Петр — это умница Петр, и этим сказано все.

Екатерина Великая навечно соединила две эпохи — свою и петровскую, не только простой надписью

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату