Мевев Тихий действительно какое-то время размышлял, не выманить ли из порта эскадру морской стражи, но отказался от этой идеи: во-первых, потому что у него полно было воды в трюме, а во-вторых, он не доверял чересчур сложным планам. У ворот Лонда он появился несколько рановато и потому маневрировал на рейде, вероятно повергая в изумление всех зрителей, имевших хоть какое-то представление о море. Парусник выглядел настолько подозрительно, что вскоре с военной пристани вышел маленький кораблик морской стражи, явно посланный с приказом выяснить, что пришелец делает у самого входа в порт и кто он. Мевев ответил незамедлительно, таранив стражника, который хоть и был куда маневреннее и быстрее, но ожидал чего угодно, только не этого. У Громбелардского флота имелось всего две эскадры, попеременно несших в море патрульную и конвойную службу, так что в Лонде присутствовала лишь половина ее сил — но половина эта состояла из трех средних кораблей, которые поддерживали маленькие разведывательные кораблики. Только сумасшедший, командуя одним парусником, пусть даже большим, мог объявить открытую войну вчетверо превосходящему его противнику, у самого входа в военный порт и в бухте, теснота которой исключала возможность в дальнейшем уклониться от боя. Однако Мевев то ли об этом забыл, то ли не знал, поскольку он проехался по стражнику, несколько повредив при этом форштевень «Гнилого трупа», и направился поперек ветра прямо к грузовым набережным, даже не думая о том, чтобы воспользоваться услугами буксировочных шлюпок с портовыми лоцманами. Лишь накануне он вырвался из кольца иззубренных подводных скал, и ему это так понравилось, что он собирался проделать похожий маневр в тесноте торговой пристани. Разница заключалась лишь в том, что он все же зарифил паруса. Но он держал корабль под парусами так долго, как только мог, поскольку ветер был хорошим, действительно очень хорошим, дававшим возможность добраться до места… а может, и обратно, кто знает. Отважным и глупым всегда везет; «Гнилой труп» зацепился за корму какой-то шхуны, почти вытолкнул из воды маленькую каравеллу, прижав ее к набережной, разбил вдребезги или потопил причаленные чуть дальше бесчисленные лодки, наконец налетел на помост, с треском и скрежетом ломая доски, — но во всем остальном настолько гладко, словно его торжественно вели на буксире собственные шлюпки. Подобного в Лонде еще ни разу не видели, так как местный тесный портовый канал считался самым худшим в Шерере, и все его проклинали. Десять матросов с торжествующими воплями одновременно посыпались на помост, словно груши, с корабля бросили швартовы, и сразу же банда почти в сто человек с дикими криками хлынула на портовую набережную. А швартовы уже снова отдавали; к кораблю молниеносно подтянули привязанные за кормой шлюпки, в них прыгали гребцы. Один промахнулся, плюхнулся в воду и орал что было мочи, колотя руками по воде среди всевозможного мусора на волнах, так как не умел плавать. Замешательство длилось очень недолго. Прилагая достойные уважения усилия, «Гнилой труп» с черным (а как же!) флагом на мачте, взятый наконец на буксир собственными шлюпками, отталкиваемый от набережной баграми, с трудом разворачивался, тяжелый, неуклюжий, с полным воды трюмом. Войти в порт удалось очень легко; теперь следовало его покинуть.
Похоже было, что весла безуспешно молотят воду; казалось, корабль невозможно сдвинуть с места.
Но речь шла лишь о том, чтобы развернуть его носом в сторону моря. Собственно, при любом другом ветре Мевеву Тихому пришлось бы лавировать, либо выходя из порта, либо входя в него, что в обоих случаях не представлялось возможным. Крики в порту не заглушали команд на корабле. Уже ставили паруса, косой на бизани, поскольку без него не было нужной маневренности, прямые на двух передних мачтах. Гребцы в шлюпках выбивались из сил, помогая паруснику, который пока еще не мог справиться сам. С палубы сыпались команды то левому, то правому буксиру, выкрикиваемые хором четырьмя матросами, чтобы их услышали. Мевев орал, словно с него сдирали шкуру, второй помощник бегал между ним и своими крикунами на носу. Подхватив наконец ветер, полуразбитый корабль затрещал, заскрипел такелажем, тяжело накренился на борт и пошел поперек ветра тем же путем, которым прибыл, унося кошмарную команду — вцепившись в канаты, та ревела и ритмично завывала, радуясь своему прекрасному кораблю, который, похоже, набирался новых сил. Только матросам в шлюпках радоваться не хотелось, поскольку пот заливал им глаза, а мышцы рук готовы были порваться. Большая скотина даже не думала удерживать курс.
На портовых набережных тем временем творилось нечто неописуемое.
У восьмидесяти с лишним вооруженных до зубов головорезов имелась лишь одна идея насчет того, как «отвлечь внимание армии», чего требовал Раладан: уничтожать все и каждого, кто подвернется под руку. Сразу же подожгли какие-то тюки и ящики, сложенные на помосте, видимо, приготовленные для погрузки. Уже дымился большой склад, стоявший неподалеку. Банда ворвалась на прилегавший к порту рынок, где в свое время Ридарета разбила голову нежеланному ухажеру. Там все еще толпилось полно народу, ранний вечер прогнал лишь часть торговцев и не отбил охоту у покупателей. Среди горожан, делавших покупки, нищих, прилавков и их хозяев, мошенников и всевозможных зевак вдруг откуда ни возьмись возникла стая бешеных собак, на месте растерзавших несколько десятков человек. Беззащитная толпа с воем бросилась бежать, давя и толкая друг друга, обжигаясь о решетки, на которых жарили рыбу, опрокидывая прилавки. Фрукты, булки и всевозможные товары сыпались под ноги. Вопли и рев стояли такие, словно на Лонд обрушился смерч, поскольку ревели все — гонявшиеся за местными «охотники» и их добыча, бегущие откуда-то и куда-то солдаты, матросы со стоявших в порту кораблей, портовая прислуга и вообще кто попало.
Если у пиратской банды и имелся какой-то план, то в глаза он не бросался, поскольку, разогнав толпу, она в одно мгновение сама разбежалась во все стороны небольшими группами, вторгаясь на городские улицы, снова стуча ногами по портовым набережным, врываясь в дома, взбегая по трапам стоящих кораблей и поджигая такелаж. Каждого, кто попадался под руку, тут же приканчивали. Полтора десятка морских стражей, которые первыми прибежали со стороны военной пристани, разорвали в клочья с такой яростью, что стало ясно — эта дикая стая способна настичь не только больную и беззащитную дичь. Но в Лонде, спокойном городе, жившем в тени мрачных рассказов о крепостях в Тяжелых горах, никто никогда не видел ничего подобного. Гарнизоны морской стражи и легиона не были готовы противостоять бессмысленной атаке вооруженных тварей, которых ничто не интересовало, даже грабеж; вопрос, интересовала ли их собственная жизнь? Но, хотя команды кораблей Громбелардского флота оказались застигнуты врасплох, а патрули легиона рассеяны по улицам, все же в городе квартировало полтысячи солдат. Рано или поздно этой смертоносной забаве должен был наступить конец.
Однако — скорее «поздно», чем «рано». Пока что до конца оставалось далеко; напротив, началась совсем другая забава.
На вооруженном торговом паруснике, подожженном бандой пиратов, с невероятным грохотом взорвался носовой пороховой склад. Словно по условленному сигналу, медленно шедший по самой середине портового канала «Гнилой труп», которому все еще помогали шлюпки с выбивающимися из последних сил гребцами, дал залп из двух средних орудий, разбив кормовую надстройку большой шхуны в шестидесяти шагах от него. Сразу же после прогрохотала батарея с левого борта, и длинное деревянное здание на берегу чуть ли не взлетело на воздух, разнесенное каменными ядрами. Из окон и дверей, из всех щелей ударили клубы пыли; со скрипом и треском обрушилась крыша в средней его части. Залп сотряс корабль, но не сбил с курса, что вполне могло случиться при ненадежном ветре и пустом трюме. На самом деле в трюме находился солидный запас морской воды… и тут же оказалось, что корабль из-за этого весьма неповоротлив. Хуже того, могла не выдержать поврежденная скалами и поспешно залатанная обшивка. Но никто об этом не думал. Матросы уже бежали к другому борту, чтобы выпустить очередные шесть ядер из орудий батареи справа. На этот раз вышло не слишком удачно, не подвернулось подходящей цели, лишь кое-где поднялась пыль. Кто-то потом, правда, уверял, что собственными глазами видел бредущего куда-то пьяного, которого размазало в лепешку, — но кто его знает… Впрочем, шатающийся на ходу пьяница представлялся не слишком достойной целью для подобного залпа. После него осталась лишь горечь. Расстроенные матросы начали ругаться на чем свет стоит. Их осталось на борту столь мало, что не могло быть и речи о перезарядке орудий, впрочем, в любом случае это требовало немало времени.
«Гнилой труп» медленно, но верно двигался к выходу из порта. Ему оставалось преодолеть последнее препятствие: огромную цепь, звенья которой могли остановить любой корабль. В Шерере царил мир; самоубийственную атаку одиночного корабля на торговую пристань никто не мог предвидеть. Цепь уже много лет ржавела на дне у выхода портового канала. Но в любой момент ее могли поднять.
