Знака. Посплетничаем, повспоминаем давние времена… Придешь? — спросила она, наклонив голову.
— Интересно, что бы было, если бы я ответил «нет»?
Она рассмеялась.
— Ну да, — весело сказала она. — В самом деле интересно, что бы было? Но ведь ты не говоришь «нет»?
— Я говорю: спасибо, госпожа. Конечно приду.
Она коснулась диадемы на лбу, проверяя, не перекосилась ли та от смеха.
— Прямо? — спросила она. — Говорите!
— Прямо, ваше королевское высочество, — ответили они и поклонились, когда она вышла.
10
Китар очень быстро понял, как глупо он поступил, отказавшись от морского путешествия.
Он вообще не знал Дартана. Точнее, он знал портовые города и был о них хорошего мнения. Во всем остальном, однако, он полагал, что Дартан — край, похожий на Армект. Он что-то слышал о скверных дорогах, паршивых придорожных гостиницах… Но все то, что ему говорили, не имело ничего общего с действительностью. Перед удивленным армектанцем открывался край бесчисленных противоречий, ничем не обоснованных различий. Как могли рядом с самыми густонаселенными и самыми богатыми городами Шерера существовать самые бедные и грязные деревни, в которых жили не люди, а двуногое быдло? Почему выходившие из ворот этих прекрасных городов дороги переставали быть дорогами точно в том месте, до которого доставал взгляд от городских ворот? Почему на каждые пятьдесят миль реки приходился только один мост, а броды не были обозначены? И почему — почему, во имя всех Полос Шерни? — коллегой прекрасного хозяина постоялого двора, умевшего говорить на всех языках мира, знавшего все блюда мира и обычаи каждого края, оказался дикий разбойник, живший со свиньями (именно так!) в одной комнате, а другую, с курами, предлагавший путникам? Первый держал гостиницу на главной улице Сейена, второй жил десятью милями дальше, собственно, на той же самой улице, поскольку ее продолжением служила дорога в «Золотую» Роллайну… Что все это значило? Или в этом краю никто не путешествовал?
Сайл (тоже дартанец, ничего не поделаешь) объяснил, что именно так и есть. Действительно, никто не путешествовал. Торговцы не особо нуждались в приличных придорожных гостиницах, поскольку ночлеги обходились слишком дорого; вполне хватало лавок, где можно было купить корма для вьючных, верховых и тягловых животных. Летом, и даже осенью и весной, если ночь заставала за городом, вполне удобно и даром можно было переночевать в повозке; зимой дело обстояло несколько хуже. Но, в свою очередь, если единственными постояльцами в гостиницах были торговцы, и только зимой, не имело никакого смысла открывать для них приличное заведение. И круг замыкался. Золотую середину представляли жившие в сараях мужики, летом снабжавшие едой животных путешественников (хотя их самих весьма редко и неохотно), в крайнем случае одалживавшие инструмент, чтобы починить повозку или подковать лошадь, а зимой предоставлявшие большую общую комнату-конюшню всем гостям, как двуногим, так и четвероногим.
Никто из важных и имевших деньги дартанцев никуда не ездил. Возможно, раз в год или несколько лет, и то только в ближайший город, чтобы принять участие в каких-нибудь торжественных похоронах или стукнуть тупым мечом по турнирным доспехам противника на городской арене. Давным-давно — много веков назад, еще до возникновения Вечной империи — вместо арены он маршировал со своей свитой на земли соседа, чтобы отомстить его роду за нанесенное двести двадцать три года назад оскорбление. Когда же он добирался до места и погода оказывалась плохой, он сперва отдыхал, обеспечивая себя и свиту за счет хозяина. Ведь это была его очевидная обязанность; снабдить смертельного врага всем необходимым, приютить и обогреть, чтобы никто никогда не мог сказать, что он не по-рыцарски отнесся к голодному, замерзшему и больному растяпе, который забыл взять с собой на войну меч, — для такого сразу нашлось бы и оружие, чтобы он мог доблестно с оружием в руках сдаться в плен и затем много лет выплачивать почетный выкуп за свою благородную особу. Слушавший всю эту чушь Китар сперва думал, что офицер Риди над ним издевается. Но оказалось, что нет. Начитанный Сайл, хотя и не был дартанским рыцарем, все же знал, о чем говорит, и если даже иногда, по моряцкому обычаю, преувеличивал, то не слишком. Вечная империя навела порядок с межродовыми войнами; королева Эзена пока что тоже не стремилась воскрешать древнюю традицию, которая, впрочем, уже давно приобрела иной облик: все касавшиеся вопросов чести поединки переместились на знаменитые арены. Однако с прекращением вооруженных походов на земли соседей исчезли и какие-либо причины куда-либо отправляться из дома. На охоту? Для этого не требовались дороги, а тем более придорожные гостиницы.
Китар ехал по Дартану, богатейшему краю Шерера. Дорога была песчаной, а порой ее не было вовсе, и капитан «Колыбели» несколько раз уже мечтал о навигационных приборах, с помощью которых можно было бы определить свое положение и курс.
Он все неправильно рассчитал и ничего не предусмотрел. Родом он был из племени всадников, но слишком долго плавал по морям и теперь стал лишь моряком, значительно лучше говорившим по-гаррийски, чем по-армектански. Он сразу отправился в путь по суше, поскольку при слабом встречном ветре, который мог перемениться, а мог и не перемениться, он тащился бы вокруг полуострова Малый Дартан со скоростью полтора десятка миль в сутки — а тем временем Сайл, спеша в Нин Айе из Роллайны, пересек две трети Дартана за несколько дней. К сожалению, подобное могло — но вовсе не обязательно — удаться одному человеку, но не пятерым. Китар забыл (если вообще знал, поскольку в свое время служил не в коннице, а в морской пехоте), что военные гонцы могли преодолеть даже сто миль за сутки, в то время как сомкнутые отряды конных лучников — самое большее тридцать миль, и то не каждый день. Один человек легко мог менять коней, мчаться почти беспрерывно галопом, есть и даже спать в седле, чтобы в конце концов добраться до цели едва живым. Ведя с собой четырех товарищей, Китар никак и нигде не мог получить пять свежих коней на замену. Это было бы нелегко даже в Армекте, а уж тем более в Дартане, где путешествия… в общем, понятно. Хотя ему в итоге и удалось собрать пять коней, один из них оказался жалкой клячей, а другой — каким-то норовистым лошадиным безумцем, спокойным только на первый взгляд, но с ходу уносившим наездника в голубую даль, пока наконец тот, перелетев через голову коня, не отползал в кусты сирени, надеясь, что вскоре подъедут товарищи и его подберут. Ибо, увы, свиту Китара составляли моряки, не настоящие всадники — таких у него имелось только двое, третьим же был он сам. Хоть что-то.
Они ехали.
Тра-та-тай, тра-та-тай… Да, Дартан — огромный край…
По пути в Роллайну Китар каждый день старел на год. Где его великолепный морской зверь, который, даже лавируя против ветра, мог преодолеть двадцать миль? К тому же после этих миль ни у кого не болели ни спина, ни задница.
Ему уже хотелось вернуться на «Колыбель».
Поскольку, однако, это не имело смысла, он вел свой отряд дальше, пока наконец не добрался до цели.
День был душный, снова начинался дождь. Где-то вдали собиралась гроза. Ее отзвуки то усиливались, то опять замирали, будто капризная стихия не могла решить, в какую сторону направиться. В конце концов она двинулась в сторону Роллайны и добралась до Большого предместья одновременно с пятеркой уставших от утомительного путешествия всадников. Тащась (а тем более мчась) по трактам или бездорожью, невозможно было даже поиграть в кости. Да что там в кости! Не удавалось даже нормально поговорить, поскольку пятерым на лошадях, чтобы услышать друг друга, пришлось бы орать во все горло. Поговорить можно было в лучшем случае с едущим рядом товарищем. Китар, обычно пользовавшийся уважением подчиненных, в конце концов показал себя как полный дурак. Ясно было, что если когда-нибудь еще ему придет в голову расхваливать похожий (слегка) на Дартан Армект, край равнин, родину наездников, его просто высмеют. Путешествуя в Роллайну, он воспитал небольшую, но сплоченную группу людей, которые, услышав короткое слово «конь», готовы были сломя голову броситься бежать. Вопрос в том, позволил ли бы он им себя опередить? Скорее сам мчался бы во главе. Он тоже постепенно приходил к выводу, что нет на свете более капризного, вонючего, глупого, уродливого, бесполезного и к тому же
