Приходилось расплачиваться провалами в памяти, приступами озноба, иногда длительным оцепенением, а чаще всего невообразимой болью. Сидящее внутри ее таинственное нечто, хотя и давало жизненную силу, имело свои прихоти: порой оно требовало именно боли, вероятно, являвшейся для него чем-то вроде пищи. Бороться с ним не имело никакого смысла. После многих лет общения с Рубином Ридарета уже знала, какого сражения ей наверняка не выиграть, а в каком она может рассчитывать на успех. И потому она покорно истязала собственное тело всевозможными способами, получая от боли, которой требовала Риолата, как страдания, так и наслаждение. Но сейчас это была самая обычная боль — Рубин ею не питался и не давал ничего взамен. Боль прошла, уступив место усталости и ощущению холода. Так могло продолжаться до полуночи или даже до утра.
Однако к холодным как лед ладоням и ступням постепенно возвращалась способность чувствовать, вскоре перестали стучать зубы. Постепенно проходила и бившая ее дрожь.
— Мое платье… то, зеленое, вышитое розами… — сказала она.
— Ваше высочество сама мне вчера его отдала, — ответила невольница.
— Да? Ну, значит, сегодня я его забираю. Принеси обратно.
Невольница молча вышла и какое-то время спустя вернулась.
— Что это? — спросила княжна.
Ей уже не было холодно.
— Я… мне хотелось поскорее его надеть. Я его уже немного переделала, укоротила. Я ниже ростом, чем ваше высочество.
Ридарета лишилась дара речи.
— На пол, — наконец проговорила она. — На колени. Руки на стену.
Невольница расплакалась. Выбравшись из постели, княжна отыскала среди обломков поручень разломанного кресла, взвесила его в руке и начала бить стоящую на коленях девушку куда попало — а сил у нее было почти как у мужчины. Плач и звериный визг смолкли лишь тогда, когда нанесенный сбоку удар сломал челюсть. Отшвырнув окровавленный поручень, Риди пнула лежащую по сломанным ребрам. Под разбитой головой расплывалась красная лужа. Отдышавшись, княжна плюнула на невольницу и вернулась на кровать, опершись спиной о стену и обхватив руками колени. Сдула назад упавший на здоровый глаз локон; каким-то чудом волосы по бокам и спереди почти не пострадали, сильнее всего обгорела коса. Расплетя ее, невольница подстригла и подровняла волосы, которые теперь падали княжне на плечи. Так было удобнее, но короткие волосы Риди не нравились. Снова поднявшись с кровати, она нашла в ведре большой осколок зеркала и вернулась на место.
Кто-то постучал в дверь.
— Да?
— Ваше высочество… это я, Ласена. Что случилось? Я слышала…
— Да, войди и прибери здесь. И принеси мне какое-нибудь зеркало.
Отброшенный со злостью осколок разлетелся о стену в пыль.
Старшая невольница вошла и вскрикнула, закрыв от ужаса рот рукой. Уронив на пол какую-то бумагу, которую держала в руке, она присела рядом с лишившейся чувств девушкой, хрипло дышавшей разбитым ртом. Разрыдавшись, она вскочила и выбежала за дверь, выкрикивая одно за другим несколько имен. Наклонившись, Ридарета подобрала упавший свиток, прочитала то, что было там написано, и кивнула. Вскоре в комнате появились невольницы, которых позвала Ласена. Осторожно подняв подругу с пола, они понесли ее к дверям.
— Разумно, — сказала Ридарета, многозначительно поднимая уроненный Ласеной документ. — Прикажи заказать все это еще сегодня.
Первая невольница дома взяла свиток и коротким движением разорвала его пополам.
— Спасибо, госпожа, но ни одна из нас ничего от вашего высочества не примет, — сдавленно проговорила она и вышла, не спрашивая разрешения.
— Зеркало! — завопила разгневанная Ридарета. — Где мое зеркало? Я ведь велела его принести! Или нет?!
Вскоре в комнате уже было новое зеркало, такое же, как и разбитое. Принесли также кресло, и теперь перед зеркалом можно было сесть. Взъерошив волосы, Риди взялась за них с обеих сторон пальцами и испытующе посмотрела на отражение. Пряди волос шаловливо заколыхались — вполне симпатично, по- девичьи. Найдя свою повязку, она прикрыла выбитый глаз и прошла в другую комнату. Пришлось со всей силы дернуть перекосившуюся дверь, чтобы та открылась. В бесчисленных сундуках и шкафах таился настоящий океан платьев, юбок, рубашек, кофт, обуви и прочего, чего только может пожелать женщина. Именно океан — поскольку падавшая на пол одежда напоминала покрытую волнами многоцветную поверхность; княжна бродила среди завалов, беря в руки, разглядывая, откладывая, примеряя… Так продолжалось до самого вечера.
Кто-то наверняка бы рассмеялся, увидев ее, возвращающуюся обратно в полуразрушенную комнату. Несмотря на столь долгую примерку, ничего особенного она не придумала и выглядела так же, как и накануне, только вместо матросских штанов на ней была темная юбка городского покроя — короткая, до половины голени, — а босые ноги украшали бесчисленные перстни на пальцах и звеневшие на лодыжках цепочки и браслеты. Остановившись, Риди негромко вскрикнула, увидев высокого красивого мужчину в кольчуге и синем военном плаще, который вовсе не стал смеяться при виде ее костюма, зато приложил палец к губам.
— Ахагаден? — спросила она, не скрывая недовольства и удивления. — Чего тебе надо? Снова в морду? Что ты вообще тут…
— Молчи, ваше высочество, — сказал он таким тоном, каким иногда обращался к ней Раладан. — Мне ничего не надо, меня здесь нет. Иди на рынок.
— Что?
— Иди на рынок, — настойчиво повторил он. — Пока не поздно.
Усердный десятник из порта, душу которому грела вершащаяся справедливость, ни минуты не медлил с отправкой письма своему коменданту, тот же, в свою очередь, оказался еще расторопнее. Раладан едва успел вернуться из города, как к нему явился гость. Он крайне удивился, увидев в дверях смуглого мужчину лет сорока, который явно примчался бегом, поскольку тяжело дышал и весь был покрыт потом. Невольница не успела ни объявить о его прибытии, ни проводить его; он оставил ее позади, и теперь она лишь беспомощно разводила руками, словно прося прощения. Раладан небрежным жестом отпустил ее. С комендантом они были знакомы много лет. — Герен Ахагаден командовал наемниками во время прошлого восстания. Из Гарры его забрала Алида, спасавшая от мести преданных мятежников. Замечательный солдат и прекрасный командир. Настоящий наемник — так же как его деды и прадеды.
— Что ты тут делаешь? Неужели так торопишься отправить их в петлю?
Ахагаден постоянно был на ножах с Ридаретой — по многим причинам, но, пожалуй, больше всего потому, что ни разу не дал себя соблазнить. За это она его просто возненавидела, и если бы нашелся хоть какой-то повод уволить его со службы, на следующий день его уже не было бы в живых.
— Тороплюсь, но не с этим… Что ты мне прислал?
— Освобождение от всех проблем. Твоим солдатам больше не придется гоняться за…
— Им за это платят, — прервал его Ахагаден. — Значит, это действительно твоя подпись?
— Тебе не нравится приказ? — удивился Раладан.
Ахагаден вытянул руку с помятым документом.
— А что, мне должен нравиться приказ казнить сто пятьдесят человек?
— Неужели их столько осталось?
— Никак не меньше. На корабле, в норах и неизвестно где еще. Мои солдаты до сих пор их ловят.
— Ну так поставишь побольше виселиц.
— Я не поставлю ни одной виселицы, — твердо сказал Ахагаден. — Впрочем… одну могу поставить. Для примера. Но не сто пятьдесят.
— Если бы не твои фрегаты и твои солдаты, сегодня ты спал бы на пожарище. Они сожгли бы весь город. Я хорошо знаю этих… ну, не моряками же их называть. А ты их не знаешь?
