От Минатогава-но-миа повезли нас к третьей местной достопримечательности религиозного характера. Это храм Икута-но-миа, построенный в честь божественной праматери Изанами. Название свое он носит от имени ручейка, текущего поблизости. Ко храму ведет прекрасное шоссе, на котором мы нашли развалины массивного гранитного тори, разрушенного недавним землетрясением. Храм стоит среди небольшой рощи, где роскошно развивались на свободе кипарисы, камелии и великаны-тики, которым насчитывают уже не одно столетие.
День был ярко-солнечный, совсем весенний, а к одиннадцати часам утра сделалось даже жарко, так что мы с особенным удовольствием вступили под прохладную, вечно зеленую сень священной рощи. Там встретили мы 'божьего коня', по обыкновению белого, которого коскеисы выпустили поразмяться на свободе из его 'священной' конюшни, находящейся тут же при храме. Добрая кляча сосредоточено дремала, расставив ноги и свесив ленивые уши, словно бы она глубоко погрузилась в какую-то свою лошадиную думу. При нашем приближении 'божий конь' не обнаружил ни малейшего беспокойства и даже внимания на нас не обратил, хотя мы были одеты в непривычные для него европейские костюмы, которых и до сих пор еще нередко пугаются японские животные. Около коня прыгал по травке ручной 'священный' кролик чернопегой масти; для него нарочно поставлен лод древесными, приподнявшимися от старости корнями низенький столик таберо, а под столиком блюдце с водой для питья. Кролик часто вскакивает на таберо, чтобы полакомиться капустною рассадой, принесенною ему в дар от чьего-то усердия.
Храм принадлежит синтоскому культу и окружен всеми обычными принадлежностями оного, начиная с центральной открытой эстрады среди двора, с которой жрецы-кануси в высокоторжественные дни начинают свое шествие ко главному храму через священные внутренние ворота и до открытой театральной сцены, где в известные праздники дается
В переводе это значит: 'Если ты посетишь священную рощу Икута когда веет теплый осенний ветер, ты непременно захочешь побывать там и весной, чтобы любоваться закатом. Но если увидишь как хорош здесь весенний закат, непременно захочешь побывать и осенью, чтобы наслаждаться прогулкой среди теплого ветра'. — Вот сколько слов нужно по-русски чтобы выразить мысль которая по-японски выражается всего лишь 31 слогом!
Из Икута повезли нас на Сува-яму, где тоже находится храм ситоского культа. По дороге, в загородной местности, попался нам оригинальный экипаж в не менее оригинальной запряжке, каких до того нигде еще не встречали мы в Японии. Это была трехколесная повозка, основанием которой служит деревянный равнобедренный треугольник. Одно колесо, маленькое, находится впереди, в вершине треугольника, а два большие — на задней оси, в углах его базы. Переднее колесо движется на маленькой оси между двух вертикально опущенных щек, прилаженных своими верхними концами к шкворневому кружку, дающему возможность легко поворачивать повозку в стороны. На треугольнике утвержден род корзины или ящика из деревянных планок с бамбуковою плетенкой, служащий вместилищем экипажа. Ни дышла, ни оглобель не имеется, а есть впереди, на короткой цепи, один только деревянный валек, к которому прикрепляются две веревочные постромки. В эти-то постромки был впряжен сильный черный буйвол, которого шея, рога и хомут были украшены большими и длинными шелковыми кистями ярко пунцового цвета. В повозке было насажено штук восемь ребятишек и молоденьких девушек, отправлявшихся, судя по их веселому смеху и восклицаниям, вероятно, на какую-нибудь увеселительную прогулку. Голоногий погонщик шел впереди, рядом с буйволом, ведя его за шелковый пунцовый повод. До сего раза мы никогда еще не встречали в Японии буйвола в качестве упряжного, а не вьючного животного, а это тем более замечательно, что еще недавно (до самого переворота 1868 года) право ездить в повозке, запряженной одним буйволом, предоставлялось только одному микадо, который и катался таким образом в уединенных садах своего дворца в Киото. Теперь же, как видно, этим правом свободно могут пользоваться и обывательские ребятишки.
Вскоре нас подвезли к высокому тори у подножия горы Сува, за которым в нескольких саженях далее начинается подъем по широкой гранитной лестнице на первую площадку. Далее путь идет в гору зигзагами, где просто садовою дорожкой, а где каменными ступенями. Нигде еще не встречали мы столько разнокалиберных священных тори как на этом пути: внизу, у подошвы, их насчитывают 45, да по горе 139, и все они, говорят, воздвигнуты усердием частных лиц, по какому-либо обету. Тут же, на под]еме, заметили мы еще одну особенность: местами попадались нам вырезанные из бумаги маленькие двуязычные флаги, приклеенные к тоненьким бамбуковым тростинкам или к соломинкам. На каждом флаге непременно написана какая-то молитва. Одни из них были воткнуты в землю, по краям дорожки, другие привязаны к сучьям и веткам попутных деревьев. Нам объяснили что это талисманы плодородия, которые с давних времен существуют в синтоском культе и были восприняты из него буддизмом. Каждый год, в семнадцатое число первого месяца, когда чествуется святой Инари, покровитель агрикультуры, в посвященных ему храмах происходит, между прочим, обряд торжественного освящения талисманов способствующих плодородию, после чего они продаются всем желающим по одному