санок и, осторожно оглядясь во все стороны, неторопливо пошел вслед за господином в бекеше, стараясь не упустить его из виду. Лихач, в некотором расстоянии, тоже подвигался за этим последним.
– Погода… – тихо и как бы сам с собою проговорил человек в лисьей шубе, проходя мимо господина в бекеше, который, разочтясь со своим ванькой, в эту минуту дергал за ручку звонка.
– Пока серо[301] еще… – столь же тихо и тоже будто сам с собою промолвил господин в бекеше.
– Кажись, снег[302] будет…
– Нишни! Стырься, откачивай дале!
Лисья шуба, словно совсем посторонний прохожий, прошла вперед, и лихачьи санки за ней потянулись.
В воротах показался дворник.
– Кого вам? А, это вы, сударь?
– Я, братец, я… Квартира моя готова?
– Да что ей делается? Вестимо готова, стоит себе.
– Ну, это хорошо… Стало быть, я вот и переезжаю.
– А небиль-то ваша где же?
– А там еще… едет… при ней кухарка моя осталась с ломовиком – укладываются, а я вот вперед их проехал, чтобы встретить, значит…
– Так-с оно… Стало быть, проводить на фатеру прикажете?
– Нет, братец, что там в пустыре-то одному мне делать?.. Они ведь с возом придут не раньше, как через час еще, а мне вот холодно что-то… прозяб я малость – так как бы эдак-то во… чайку бы хватить, что ли?.. Нет ли здесь трактира поблизости?
– Как не быть! – Вот он, на перепутьи!
– А!.. Ну, так вот что, друг любезный! – необыкновенно ласково и задушевно обратилась бекеша к Селифану Ковалеву. – Я уж тебе поклонюсь – помоги ты хозяйство наверх перетащить, как воз-то приедет.
– Отчего же… Это мы завсегда, с нашим почтением… это очинно можно.
– Ну и прекрасно!.. За труды на чай получишь, а пока они там едут, сходи-ка ты мне в трактир да принеси чайку, а я пока в дворницкой у тебя, что ли, посижу, попьем да покалякаем малость промежду себя: ты мне про соседей порасскажи – новому жильцу ведь все это надо знать, сам ты понимаешь. Смахай-ко! На вот и деньги.
– Да мне недосуг… – никак невозможно от ворот отлучиться, – замялся дворник.
– Ну вот вздор какой!.. Толкуй про ольховую дудку! Отлучиться!.. Ведь не на целый вечер, а всего-то на пять минут. Махай! Я, брат, человек негордый, простой, из мещанства тоже, и своим братом никак, значит, не гнушаюсь и не брезгаю. Как сдачу получишь, так хвати там себе осьмушку: разрешаю, значит! – добавил новый постоялец.
Дворник, с пьяных глаз, почесал задумчиво за ухом, улыбнулся при перспективе чайку и осьмушки и – слаб человек – не устоял против искушения.
Отправился. Высокий мужчина в лисьей шубе, все время внимательно следивший издали за действием бекеши, пошагал теперь на другую сторону улицы и продолжал оттуда свои наблюдения за шедшим Селифаном. Лихач меж тем оставался на прежнем месте.
Господин в бекеше выждал минуты две и тоже отправился вслед за дворником. Проходя мимо лихача, он промолвил: «Ясно», – и, вслед за этим словом, тот повернул своего коня на другую сторону, к человеку в лисьей шубе.
XXXII
«УТЕШИТЕЛЬНАЯ»
Бекеша вошла в дверь «ристарацыи» под фирмой «Македония».
– А я, брат, раздумал, – сказал он, подходя к Селифану, который стоял у буфета, в ожидании двух чайников – с кипятком и прелым трактирным настоем.
– Что ж так? – отозвался, повернувшись, дворник.
– Да так, вишь… пока что до чаю, водки рюмку захотелось: прозяб я больно. Ты еще не хватил?
– Не хватил пока.
– Ну, так вместе, значит. Эй, почтенный! две большие рюмки бальзаминчику иль померанчику – что у вас тут позабористей? – распорядилась бекеша к буфетчику. – Да вот что: тебя как зовут-то, братец?
– Крещен Селифантом.
– Ну так вот что, Селифанушка, – продолжал он, хватая вместе с дворником по огромной рюмке, от которой последнего, видимо, огорошило, – присядем-ко мы в той-от комнате, да побалуемся, по малости, чаями.
Тот раздумчиво прицмокнул языком.
– Не досуг бы мне это… неравно что по дому случится…
– Ой, чему там случиться! Ведь нам тут не час часовать – в один секунд будем готовы! – ублажала его бекеша. – Пойдем по пунштикам слегка продернем!.. Ну?.. Да и все ж оно в трактире не в пример антереснее, чем в дворницкой. Так ли?
