Женщина посторонилась. Аптекарь подошел к Донскому, закатал рукав пижамы и, тряхнув его расслабленную руку, сделал укол.
– Скажите, Аптекарь, где таких, как вы, делают? – прошептала Вероника Николаевна.
– Ого! Вот мы уже и выражаемся на казарменном диалекте?!
– Как вы мне отвратительны, мерзкий, подлый человек! – воскликнула Вероника Николаевна.
– Да-да, мерзкий, подлый… Вы еще забыли: грязный! Кстати, вам шприц с дозой оставить? Как я понимаю, этот сладкий укольчик вы не доверите сделать мерзкому и подлому человеку? – Аптекарь тоненько засмеялся.
– Да садитесь вы наконец, чудак-человек! – Илья Борисович приветливо улыбался Донскому.
Он в одних плавках расположился в шезлонге рядом с бассейном. Здесь же были Аптекарь и Вероника Николаевна.
– Вы хоть помните, как вас зовут?
Глеб осторожно присел на край скамьи и уставился на голубую воду. Аптекарь нарочито громко кашлянул. Донской глянул на Илью Борисовича и, виновато улыбнувшись, отрицательно покачал головой.
За его спиной стояла бледная Вероника Николаевна. С самого первого дня, как только Донского привезли на Объект, она не отходила от его постели, выполняя обязанности сиделки и медсестры.
Сегодня Донской впервые поднялся с постели. Его привели Вероника и Аптекарь.
Донской был худ и едва держался на ногах. Он почти разучился ходить и едва мог донести ложку до рта. Лицо его теперь освещала простоватая улыбка.
– Так-таки ничего и не помните? – переспросил Илья Борисович, весело подмигивая Аптекарю, стоящему за спиной Донского со скрещенными на груди руками.
– Этот бассейн я, кажется, уже где-то видел. А вот свое имя…
– Вас зовут Глеб Донской, – сказал Блюм. – Вы прибыли к нам с Аравийского полуострова, если меня правильно информировали… А ведь мы с вами, мой дорогой, когда-то встречались. Да-да! Лет двадцать тому. Правда, тогда вы были молодым и кудрявым!
– А кто я теперь?
– Террорист… Чему вы удивляетесь? Это мы должны удивляться. Хотите, я прочту вам телеграммы из Москвы? Вас пытались задержать и… даже убить, но, к счастью, только ранили. Как вы себя чувствуете?
– Хорошо, – сказал Донской, беспомощно улыбаясь. – Я все время сплю. Где я?
– У друзей, не бойтесь. Мы никому не собираемся выдавать вас. Вот она не позволит! – Блюм указал на Веронику Николаевну. – Вы не помните эту женщину? Вероничка, покажись нашему гостю.
– Она сегодня одевала меня, – сказал Донской и застенчиво посмотрел на Веронику Николаевну. – Вы говорите, меня ранили? – обратился он к Илье Борисовичу.
– О, это уже в прошлом! Доктор говорит, все зажило. Правда, у вас частичная потеря памяти, – Блюм посмотрел на Аптекаря, – но память к вам вернется. Конечно, не сразу… Точно, доктор?
– Как в аптеке! – воскликнул Аптекарь.
– Подождите! – Донской умоляюще смотрел на Блюма. – Вы, кажется, сказали, что я террорист?
– Да. Судя по этим телеграммам с Материка, вы, мой друг, подложили в самолет бомбу. Вот, читайте!
Медленно шевеля губами и страдальчески хмуря брови, Донской перечитал текст телеграмм и, удивленно пожав плечами, протянул их Илье Борисовичу.
– Что, не понятно? – спросил Блюм.
– Тут много всего написано. Я не очень понял… – Донской опустил глаза.
Аптекарь победоносно поглядывал из-за спины Глеба на Блюма. Илья Борисович незаметно для Вероники Николаевны и Донского показал ему большой палец.
– Что ж тут непонятного? Вас ищут, чтобы наказать!
– Как наказать? – Глаза Донского наполнились ужасом.
– Посадить в тюрьму! Или даже…
– Посадить в тюрьму, посадить в тюрьму… – заволновался Донской и вдруг припал головой к коленям, прижимая руки к затылку. Женщина бросилась к нему.
– Вероника Николаевна, – ледяным тоном начал Аптекарь, – лучше принесите ему воды.
Вероника Николаевна быстро направилась к выходу, а Блюм сказал вполголоса:
– Отличная работа, химик! То, что надо!
– Стараемся, Илья Борисович, выполняем заявки трудящихся!
– Он еще может… прийти в норму?
– Все зависит от того, надо ли нам это.
– Не надо. Отныне он нужен только таким, – твердо сказал Илья Борисович.
– Сделаем! Пару кубиков вкатаю ему, и процесс станет необратимым. Кстати, могу предъявить некоторые предварительные результаты. Вот смотрите!
Он осторожно положил свою ладонь Донскому на затылок, потрепал волосы и, когда тот поднял голову, замахнулся. Донской вздрогнул, опять прижал руки к голове и стал сползать со скамьи на пол.
– Не бойтесь, мой дорогой, – как можно ласковее произнес Илья Борисович. – Доктор не сделает вам ничего плохого. Он пошутил!
Опасливо косясь на Аптекаря, Донской отнял руки от головы. Вероника появилась в дверях со стаканом воды. Она нервничала.
– Вы меня посадите в тюрьму? – Донской напряженно смотрел на Блюма.
– Напротив – спасу вас! Кстати, вам надо почаще бывать на свежем воздухе. Уж очень вы бледны. А кто вас бреет? Хотя не стоило даже спрашивать. Наша Вероника – мастерица на все руки! В общем, скоро начнете выходить на природу.
– Спасибо! – с чувством произнес Донской, прижимая к груди руки и все еще недоверчиво поглядывая на Аптекаря.
– Не мне спасибо, ей. Этого прежде всего хочет Вероника Николаевна, – усмехнулся Блюм.
Аптекарь подхватил Донского под локоть и повел к выходу.
– Это ты сделал из него идиота, – сказала Вероника Николаевна.
– Ошибаешься, моя девочка! – Илья Борисович попытался взять ее за руку. – Парень ушибся. Ударился головой о рельсы, когда его подстрелили.
– Нет, это вы с Аптекарем… Что вы еще задумали? Зачем нужны эти прогулки?
– Свежий воздух, девочка, это самое сильное лекарство против всех хворей. Кстати, доктор и тебя приглашает с собой.
– Я отсюда никуда не выйду, – отрезала Вероника Николаевна. – Твой Аптекарь – садист. И ты сам это знаешь. Он делает все, чтобы от Донского осталась одна оболочка. Но я все равно буду любить его! – прошептала она.
– Даже если у него однажды потечет слюна изо рта? – усмехнулся Блюм. – Девочка моя, ты любишь мечту, иллюзию, а совсем не этого несчастного. Раскрой глаза! Ведь это же идиот, без воли и памяти! Нет, ты любишь совсем не его. Ты любишь двадцатилетнего мальчишку, который остался в прошлом!
– Ну и пусть…
– Эх, Вероника, Вероника! – Илья Борисович взял ее за руку. – Хочешь вернуть время? Увы, даже я не могу купить тебе прошлое! Прошлое не продается, моя королева!
Андрей Андреевич искал оборванцев, которых приметил еще утром.
В последнее время местные бомжи заметно осмелели: среди бела дня появлялись у куч мусора, выглядывали из-за гнилых ящиков и весело скалили зубы редким прохожим. Бедному толстяку не терпелось поскорей увидеть их одутловатые физиономии и услышать глуховатые надтреснутые голоса. Ему нужны были эти люди, чтобы дикий, пробирающий до костей страх наконец оставил его.
Он не знал, сколько времени прошло с того момента, как он скрылся под землей от предполагаемой погони. Теряя присутствие духа, Андрей Андреевич бродил по темным лабиринтам и говорил сам с собой вслух: жаловался на судьбу, корил себя за излишнюю доверчивость. Тоненько хныча и то и дело ударяя
