«Только не в голову!» – подумал Глеб, заслоняясь руками.
В этот момент слух вернулся к Донскому: он услышал, как раскололось небо. Что-то толкнуло его в плечо, бросив на бок. Уже теряя сознание, Донской зажмурился, пытаясь вырваться из порочного круга кошмара.
… Кончалась смена. Буровик с помощником гремели штангами, торопясь побыстрей развязаться с работой, а Глеб, пометив и сложив в ящики поднятый из скважины материал, делал последние записи в дневник, где описывал керн и строил колонку геологического разреза.
У буровой, тарахтя мощным дизелем, остановился вездеход.
– Эй, студент! Ты едешь за куропатками или нет? – крикнул крепкий парень с открытым лицом.
Это был местный геолог, которого на прииске в глаза называли Рыжим. Геолог принимал это как должное и ни на кого не обижался. Его красноватое веснушчатое лицо сияло добродушием, а лучистые белесоватые глаза смеялись.
– А поесть?! – закричал Глеб. – Я ведь даже чаю не глотнул!
– У нас есть с собой! – кричал Рыжий. – Давай, прыгай на броню! Время теряем!
Уже через минуту они летели по тундре.
Глеб сидел на броне, с удовольствием подставляя лицо упругому холодному ветру. Холодное солнце делало очередной круг. На душе у Донского было светло и радостно…
Все, что им удалось добыть за три часа охоты, – взрослая куропатка с выводком.
– Мало, – констатировал Рыжий.
– А может, рванем к заброшенной скважине? – спросил водитель.
– Да туда не менее двух часов на форсаже! – засомневался Рыжий.
– А тебе-то что? Не твоя горючка, а моя! И потом, сегодня праздник! А там рядышком озера. Очень может быть, что в озерах сейчас гуси. У них линька, и они не летают! Просекаешь, Рыжий? Если повезет – тачку гусятиной забьем!
– Тогда действуй, мастер! – согласился Рыжий, вылезая на броню и садясь рядом с Глебом У Рыжего была охотничья двустволка.
Глеб заметил это сооружение, когда они были еще в десятке километров от него. В сизоватой дымке у подножия сопок громоздился не то небоскреб с разрушенными верхними этажами, не то гигантская водонапорная башня. Вокруг строения ютились полусгнившие сарайчики и проржавевшие ангары, валялись части машин.
– Что это? – спросил Глеб Рыжего.
– Сверхглубокая. Правда, бывшая, – ответил геолог.
– А почему бывшая?
– Потому что закрыли.
– Выработали проектную глубину?
– Куда там выработали! Только начали, а тут приказ из Москвы: «Отставить!» Такие деньги коту под хвост!
– Но почему закрыли-то? – не унимался Глеб.
– По каким-то высшим соображениям… – Рыжий помрачнел. – Я так думаю, тут вмешалась политика. Кстати, знаешь, кто там работал?
– Откуда?! – Глеб развел руками.
– Отец Вероники. Этой странной девчушки. Коля был серьезный специалист… – Рыжий помолчал. – Они там сразу результат получили. Причем совершенно неожиданно!
– Неожиданно?
– Да, Коля рассказывал, что все началось с аварии.
– Ну-ну! – напрягся Донской, приготовившись слушать местную байку.
– Вот тебе и ну… В общем, как-то на трое суток оставили в скважине снаряд. Что-то там у них с электричеством случилось. Глубина скважины была еще небольшая – несколько сотен метров. Через три дня буровая вновь заработала. Подняли снаряд, смотрят, а буровая коронка – как зеркало! Ну, в общем, вся платиной покрыта. Как?! Почему?! Не может быть! Коля быстренько химией проверил – точно, платина. Все начальство заполярное нагрянуло на буровую. Понятное дело: где платина, там всегда высокое начальство. Принялись выяснять причину фокуса. Ведь в керне, который с этих глубин подняли, платины не было. Откуда ж она там взялась? Николай объяснил, что платина поступила из растворов, которые просачиваются на поверхность из верхних слоев мантии. Так вот, когда меняются физико-химические условия на глубине – ну там, давление, температура, кислотность, – происходит «разгрузка» этих растворов, в частности, от платиноидов. Растворы идут от мантии перенасыщенными. А тут дырку просверлили, то есть понизили давление. Ну, металл и осел на коронке. Что-то вроде электролиза или гальванирования… Одним словом – факт налицо! Начальники долго успокоиться не могли. План бурения побоку. Второй раз оставили снаряд в скважине: может, случайность? Ничего подобного: коронка и на этот раз платиновой пришла. А Коля тем временем из химлаборатории не вылезает. Химики ему разрешили, так он все свободное время анализирует. Ночами не спит: глаза горят, ходит улыбается. Встречаю его как-то в конторе: он только что от Блюма вышел, бледный, злой. Как дела, спрашиваю? А он говорит, что Блюм либо дурак, либо подлец. Я, говорит Коля, открытие сделал, а Илья его на тормозах спустить хочет. Вот! И показывает мне папку. А там результаты анализов этой платины с коронок и сопроводительная записка. Я попытался его успокоить. Посоветовал вести себя потише, не гневить Илюшу, потому что Блюм любого, кто поперек встанет, в порошок сотрет. А Коля меня по плечу хлопнул и говорит: «Ничего, прорвемся! Вот увидишь, здесь лет эдак через двадцать город построят, потому что шила в мешке не утаишь!» – «Платину добывать будут?» – спрашиваю. «Если бы, – отвечает. – Платина что! Тут вещи посерьезней! Я эти результаты хочу на Материк отправить… »
– А что посерьезней-то? – спросил Глеб Рыжего. Геолог усмехнулся, скосил на Донского глаз и покачал головой.
– Потом как-нибудь, ладно? Могу, кстати, и ту папку показать. С результатами анализов. Николай мне ее передал. Как чувствовал, что недолго ему осталось…
На озерах они так ничего и не взяли.
На обратном пути геолог помалкивал.
– А что все-таки случилось с Николаем? – спросил Глеб. – Мне Вероника говорила, что отец ее умер. От чего умер?
– Никто не знает, – Рыжий мрачно смотрел вперед. – Абсолютно здоровый был человек, и вдруг сгорел, как свечка.
– Да, странно… А может, это открытие и погубило его?! Кстати, что все же он открыл?
– Слишком много хочешь знать. Ты еще молодой! – усмехнулся Рыжий. – Кстати, знаешь, кто сверхглубокую эту закрыл?
– Я тут вообще ничего не знаю и не понимаю.
– Правильно, здоровее будешь… А закрыл ее Илюша.
– Блюм?
– Так точно! Обыкновенный начальник экспедиции. Рядовой советский геолог, правда, с орденом. Плюс член обкома партии.
– Как же он закрыл? Ведь проект-то на уровне министерства в Москве утверждается! Это не его уровень, – не поверил Донской.
– Ты его еще не знаешь. Думаешь, он – душа-парень и друг всех студентов? А я тебе скажу, птенчик, наш Илюша – зверь. Правда, ночной и бесшумный. А днем он зубы на полку прячет, днем он образцовый руководитель.
– Но зачем же ему было закрывать сверхглубокую?! – не унимался Донской. – Тем более когда на платину нарвались.
– Значит, был интерес. Не беспокойся, Блюм умеет считать варианты.
Когда они вернулись на прииск, там царило необыкновенное оживление. Буровики и проходчики были уже под градусом: хохотали во все горло и уже начинали поигрывать желваками, выглядывая в хмельной толпе своих давнишних обидчиков. Приближалось время разборок. На прииске праздновали день
