– Нападение на оборонный объект. Держи язык за зубами. Операция секретная. Подписывайте бумагу о неразглашении. Если кто из вас будет болтать… – пригрозил автоматчик, красноречиво глядя на испуганного помощника машиниста и его проснувшегося шефа.
– Не будет! Дураков нет! – глупо улыбаясь, заметил помощник. – Я ничего не видел и не слышал, а он вообще спал!
Вооруженные люди около часа собирали вдоль железнодорожного полотна трупы и грузили их в вертолеты.
– А это кто? У Березы такого не было! Откуда он взялся? – один из автоматчиков вопросительно посмотрел на своего товарища, копающегося в документах двухметрового покойника.
– На месте узнаем. Кстати, тебе фамилия Дудник ничего не говорит?
Поезд вновь набирал ход. Вертолеты исчезли с горизонта. Так и не просветлев, небо стало сереть.
Помощник машиниста устраивался лечь спать. Повернувшись на бок, он засомневался: а был ли этот десант автоматчиков? Не пригрезилось ли ему?!
Внезапно он услышал стук в дверь локомотива. Он хотел было пойти открывать, но тут до него дошло, что он не дома, а в летящем со скоростью ста километров в час локомотиве.
В окне показалась голова черного от грязи человека.
Помощник вскочил с лежака и стал искать что потяжелей, чтобы дать отпор диверсанту.
– Мужики, – с трудом разлепив окровавленный рот, простонал диверсант, вваливаясь в кабину, – дайте чего-нибудь на зуб.
– Так у тебя, гад, и зубов-то нет! – крикнул помощник машиниста, сжимая в руках монтировку.
Диверсант, шатаясь, прошел мимо помощника, сел в углу и заплакал, глядя на озадаченных машинистов счастливыми глазами.
– Вы на Материк? – спросил он.
– К бабам под бок! – ершисто ответил помощник машиниста, опуская монтировку.
В этом худом, измученном человеке даже при желании нельзя было разглядеть диверсанта. Так, обыкновенный привокзальный бомж.
– Неужели и я… тоже под бок, а, ребята? – бомж, глотая слезы, смотрел на машинистов.
– Ты в руде прятался, верно? Только не ври!
– А что?
– А то, что тут шмон был: автоматчики на вертолетах свалились, состав остановили! Если б тебя нашли, приняли б за диверсанта. Одного не пойму, зачем ты в вагонетку полез? Не мог, что ли, с нами договориться еще на станции, когда шла погрузка? Мы бы тебя, бичара, и так в кабину взяли… Что, надоело на помойках пайку с собаками делить?
– Да, решил к цивилизации перебраться!
Перевалив через гряду сопок, вертолет поплыл над тундрой.
– Бог мой, что это? – прошептал пассажир в милицейской форме и надолго замолчал, прильнув лбом к иллюминатору.
За черной грядой сопок открывалась широкая корытообразная равнина, в которой тяжело, как разлитая ртуть, лежал город, неожиданный, как обратная сторона Луны, и все же реальный, как Вавилон.
Вертолет резко снизился и летел сейчас над улицами, над мощными строениями из чугуна и серого камня, над гигантскими трубами, отфыркивающимися густыми дымами и паром.
Летчик специально вел машину прямо над городом, чтобы тот, кто смотрел теперь во все глаза на это чудо, потерял чувство реальности. Летчику хотелось поразить новичка неслыханным зрелищем – затерянным среди мхов и лишайников рукотворным миром из стали и бетона.
Вертолет сел на бетонные плиты небольшой вертолетной площадки.
Майор Богданов не выпал из реальности, не поддался волшебству «затерянного мира». Он лишь убедился, что интуиция его не подвела. Богданов мрачно размышлял о будущем, верней, о том, что будущего у него теперь нет.
Сколько эти люди дадут ему пожить?
Час? День? Неделю?
Побеседуют и поставят к стенке.
Теперь ему было ясно все: и почему начальство так долго тянуло с их отлетом в Заполярье, и зачем в самый последний момент им был придан этот Борис Дудник. Раз московские оперативники настаивали на поездке в Заполярье, надо было им предоставить такую возможность, чтобы отвести всякие подозрения. Но без присмотра отпускать их было нельзя. Тут и появился сверхсекретный Дудник – борец с терроризмом. Он-то и должен был убрать всех свидетелей. И Богданова с Ермаковым, и террориста, который наверняка знал какую-то тайну.
А смерть оперов можно было свалить на террориста…
Высокие московские чины были заинтересованы в том, чтобы мир ничего не узнал о Поселке и Объекте.
Но почему?!
Теперь Богданов видел почему…
Так что они с Ермаковым были еще в Москве приговорены, а здесь стали смертниками. Эх, лейтенант, лейтенант! Очень уж ты верил в закон! Верил, наверное, потому, что был слишком молод. Но ведь ты не один год работал в органах, чтобы знать, до каких кабинетов «меч карающий» достает, а в каких делается игрушкой для заточки карандашей.
И все же этому парню казалось, что начальству всегда виднее. Ермаков до последнего момента не хотел видеть очевидное, не хотел верить в то, что человек в милицейской форме может пойти против закона. Он ведь даже не сопротивлялся там, в УАЗе!
Так думал Богданов, глядя из-под насупленных бровей на вооруженных людей в пятнистых комбинезонах, суетливо бегающих по вертолетной площадке. Он опять вспоминал тот трагический момент посреди тундры…
Когда Богданов вышел из УАЗа и, шепнув лейтенанту, чтобы тот готовил оружие, направился к сержанту, Ермаков ему не поверил. И синие наколки на пальцах сержанта не вразумили Ермакова. Он даже не вытащил пистолет!
– Ты что, сержант?! – сердито крикнул Богданов рыжему, делая вид, что не понимает происходящего.
Лицо его было сердито.
Рыжий давно бы нажал на спусковой крючок, но в руках у майора не было оружия. И потом, сержанту хотелось понять, в самом ли деле этот московский опер такой идиот, чтобы не чуять, что запахло жареным.
– Каики тебе, сука ментовская! – тяжело ворочая языком, просипел сержант и усмехнулся.
– Потрудитесь выбирать выражения, сержант! – грозно сказал Богданов, идя ему навстречу и словно не замечая в руках рыжего автомат, и вдруг рявкнул: – Как стоишь перед офицером, урка гнойная?! К параше захотелось?
– Ах ты, мусор! – взвыл сержант и, размахнувшись, послал автомат прикладом в голову «мусора».
Нет, застрелить майора было бы слишком просто. Сержант хотел растоптать ненавистного опера.
Богданов неожиданно резво присел, и рыжий, толкнув прикладом пустоту, повалился на него.
Обхватив сержанта по-борцовски за пояс, майор стремительно рванул его на себя и провернулся с ним на сто восемьдесят градусов.
Рядовой, до этого момента с интересом наблюдавший за сержантом и майором, вздрогнул и нажал на курок, влепив очередь… сержанту в спину.
Лейтенант Ермаков открыл рот от удивления. Вместо того чтобы выстрелить в рядового, он распахнул дверцу УАЗа, и рядовой, только что расстрелявший своего товарища, в панике всадил Ермакову пару пуль в лоб.
Рядовой со страху перестрелял бы всех оставшихся в живых, и даже старшего лейтенанта Проню, лежавшего на полу УАЗа лицом вниз, но Богданов перехватил автомат у мертвого сержанта, мешком сползающего в мох, и открыл огонь. Рядового бросило на землю, и он открыл стрельбу по майору. Но Богданов, защищаясь мертвым сержантом, продолжал стрелять. Рядового не спас даже бронежилет.
