отсюда убраться.
Бармин угрюмо посмотрел на сутулого, сунувшего пистолет за пояс, и тяжело вздохнул.
– Это судьба, – нараспев произнес он и сел на ящик.
– Не вздыхай, Иваныч! – молодой хлопнул Бармина по плечу. – У тебя выхода нет: или с нами, или… – Он развел руками и улыбнулся.
Бармин снова вздохнул.
Сутулый подошел к лежащему на матрасе человеку, склонился над ним и чуть слышно произнес:
– Не скучай, мы скоро вернемся.
После этого сутулый поцеловал лежащего в лоб и поправил на нем тряпичную гору.
Их вывели на двор. Солнце низко стояло над тундрой. Недвижный холодный воздух с каждым вздохом, как живая вода, вливался в легкие, возвращая майора к жизни. Смерть была уже не реальна. Жизнь, жизнь властно стучала ему в виски.
Он растерянно слушал человека в фуфайке и не верил своим ушам: их сейчас погонят к океану вслед за колонной, вышедшей с Объекта рано утром.
Но почему? Ведь они – штрафники, те, кого еще неделю назад запросто могли забить до смерти или расстрелять и которым, казалось, не суждено подняться из ада…
Блюм приказал отправить на Материк всех желающих. Во-первых, разведанные рудные тела были выбраны подчистую и металлургический комбинат третьи сутки не выдавал ни грамма «продукта». А во- вторых, ночью к Илье Борисовичу ходили представители строителей и шахтеров, остававшихся здесь до прибытия следующего судна. Они требовали, чтобы и их отправили вместе с первой партией счастливчиков. Они были согласны не получать здесь аванса и терпеть тесноту целых восемь суток плавания… Они уговорили Блюма. Уже утром вспомнили о штрафниках, которые отлеживались в бараке. Блюм приказал отправлять и их тоже, если, конечно, они пожелают тащиться пешком до побережья…
Через полчаса колонна штрафников миновала последний контрольно-пропускной пункт Промзоны и вышла за пределы Объекта. С горизонта исчезли остроугольные крыши наблюдательных вышек, гигантские черные трубы, окутанные дымами. Справа и слева потянулись сопки, покрытые разноцветным ковром мха и карликовых кустарников.
Колонна пересекала русла ручьев и рек, взбираясь на склоны и спускаясь в распадки. Порой над сопками пролетали утки. Чайки, вися над колонной против солнца, протяжно и тревожно кричали опьяневшим от счастья людям.
В колонне шли все, даже те, кто еще вчера не вставал. Свобода вновь делала из этого бесчувственного зверья людей, слой за слоем снимая с их душ грубую коросту. Свобода удваивала их силы, но одновременно и притупляла чувство реальности.
Позади колонны лениво полз вездеход, неся на броне троих вооруженных охранников. Нет, провожатые рабам были не нужны. Они и без этого конвоя гораздо раньше срока должны были дойти до океана. У каждого из них был с собой рудный мешок с сухим пайком. Но есть не хотелось. Хотелось бежать, лететь к океану.
Майор шел последним, положив на плечо руку корейца, исходящего мелким потом. Кореец, похоже, был серьезно болен. Возможно, и он тоже участвовал в заговоре против Богданова, но майор не помнил зла…
Они шли уже пятнадцать часов.
Штрафники отказывались от привала, боясь, что не догонят основную колонну и судно уйдет к Материку без них. Богданов отстал от колонны и шел вровень с вездеходом, неся на плечах бредящего корейца. Майор выбивался из сил, но не желал бросать человека.
Сопровождающие, посмеиваясь, поглядывали на майора, гадая, сколько еще протянет этот упрямец с «пассажиром» на шее. Богданов ни о чем не просил охранников, и это их и веселило, и раздражало.
– Эй, парень! – крикнул охранник Богданову. – Что героя из себя корчишь? Брось ты эту падаль!
Охранники засмеялись. Не реагируя на насмешки, Богданов упорно шел вперед. Он давно выбросил свой мешок с сухим пайком. Этот кореец на его плечах становился все тяжелее. Теперь он был словно налит свинцом.
Особенно тяжело Богданову давались подъемы, когда сердце трепетало где-то под горлом, а на лбу и шее вздувались синие жилы. Он уже и сам был не рад, что взвалил на себя этого парня. Но все произошло как-то само собой, по привычке, а майор не привык идти на попятный.
Кто-то сдернул с его плеча корейца. Тяжело дыша, Богданов обернулся. Охранники легко, как старое пальто, бросили доходягу на броню.
– Ну, что стоишь? Залезай к нам. Немного прокатишься!
– Нет, – мотнул головой майор. – Сам пойду.
– Садись, милый, не ломайся! А то ведь нам придется тащить тебя на веревке! Или пристрелить…
– А какая вам разница, дойду я или нет? Блюм дал вольную, и теперь я, может, в тундре остаться желаю?
– Мы мясо по списку должны на берег доставить, а там хоть в тундру, хоть на Луну. Наша служба только до причала!
Бармин поднялся по железной лесенке и вылез из колодца бомбоубежища на заросший кустарником склон. Следом вылез сутулый. Молодой уже ждал их.
Сутулый в черном пальто, с шелковым шарфом на горле выглядел важным господином. На голове у него была шляпа. Молодой прятал руки в карманах замшевой куртки. Зато Бармин смахивал на бродягу.
– Иди поймай мотор! – сказал сутулый Бармину. – Дима, дай ему свою куртку. Только не надо от нас бегать, ладно? – он выразительно посмотрел на Бармина и опустил глаза себе на живот: где-то там, за поясом, покоился пистолет. – Вот деньги. Сразу все зарядишь шефу, чтоб не ломался. Он не откажется. Скажешь, в центр!
Поменявшись с Димой куртками, Бармин пошел к освещенному проспекту, чувствуя на спине взгляд сутулого.
Он догадывался, с кем имеет дело. Но что именно задумали эти люди? Ограбление? Возможно. Но возможно и…
Бармин подумал о том, что ничто в его жизни так и не изменилось. За тысячи километров от Объекта он снова попал в зверинец, где людская жизнь ничего не стоила. Казалось, раковая опухоль злобы разрослась на всю шестую часть Земли, сделав мир невыносимым -для живой души. Бармин разучился убивать, и, значит, даже малого места ему в этом мире не осталось…
Автомобиль притормозил около Бармина. Таксист недоверчиво посмотрел на дешевого клиента и сморщился. Он включил передачу, чтобы уехать, но Бармин вытащил из кармана деньги и, разложив купюры веером, приклеил их к боковому стеклу. Глаза таксиста пробежали по купюрам и слегка округлились. Таксист поспешно открыл дверь.
– В центр. И осторожней, пожалуйста! – сказал Бармин, садясь рядом с водителем. Сутулый с Димой молча сели сзади.
– Куда именно? – таксист занервничал, пытаясь в зеркало поймать глаза сидевших сзади клиентов.
– Прямо! – сказал Дима.
– Как прямо? – удивился шофер. – Центр в другой стороне!
– Ну так поменяйся с соседом местами и веди себя тихо! – сутулый для убедительности приставил пистолет к уху таксиста.
– Так и знал! – по-бабьи воскликнул таксист и испуганно посмотрел на Бармина. – Ребята, я ничего не видел и не слышал. Хотите, выйду?
– Выйдешь, но позже. Гони, Иваныч! У нас времени в обрез!..
Минут через двадцать они остановились среди леса.
– Выходи! – коротко сказал водителю сутулый.
– Ребята, а может, не надо? Я правда ничего не видел! – взмолился водитель.
– Выходи, выходи. Не бойся. Разомнешься на свежем воздухе. Только не ходи в ментовку, не надо! – сказал Дима и, пересев на освободившееся впереди место, закрыл дверь.
Оставив таксиста на обочине проселочной дороги, «Волга» помчалась в город. Сидевший за рулем Бармин был рад, что таксиста не тронули.
