мордой, и говорили, что сейчас с тобой будет то же самое. Мне несколько раз запрокидывали голову и приставляли нож к горлу. Как ты думаешь Юра, со мною все нормально? — выговорил хриплым голосом Хасан.
— Пошли в машину, Хасан, — предложил я.
Все пацаны расступились, и мы с Хасаном зашагали к своему БТРу, чтоб там не произошло, но я был безумно рад встречи с другом. За нами следом последовали Туркмен, Урал и Сапог. Я оглянулся, ротный в это время что-то говорил командиру, рядом стояли комбат и замполит. Когда я пригнулся, чтобы залезть в десантный люк, то заметил, как из машины ротного медики вытащили тяжелый мешок и переложили в «таблетку», я приостановился и, развернувшись, посмотрел в сторону отъезжающей «таблетки».
— Прощай, Грек, хороший ты был мужик, — шепотом произнес я, и залез в БТР.
Протиснувшись в отсек, я присел рядом с Хасаном, напротив нас расположились Сапог с Уралом, Туркмен плюхнулся в водительское и повернулся к нам, в отсеке стояла гробовая тишина, все моча смотрели на Хасана. Через минуту послышалась команда комбата:
— По машинам!
В командирском люке появилась голова ротного.
— Ну как мужики, все нормально?
— Да, командир, мы в порядке, — ответил я.
— Ну и прекрасно, рад видеть вас вместе.
— Куда на этот раз покатим? — спросил Туркмен.
— Все кончено, уходим, — отрезал ротный.
— А что, кишлак громить не будем? — поинтересовался я.
— Нет, оставим в покое, духи отдали тело Саши в залог того, что мы не будем громить этот кишлак. Да и смысла нет, кишлак пустой. Хватит уже, и так достаточно здесь погромили.
— Обратно едем так же? — спросил я.
— Нет, сейчас едем в Шиндант, а оттуда по бетонке домой. Давай, Нурлан, готовьтесь, колонна уже выстраивается.
Голова ротного исчезла, Туркмен запустил движки, и мы тронулись с места. Пристроившись за БТРом ротного, Туркмен остановил машину, и мы стали ждать, пока вся техника выстроится в одну колонну. Минут через двадцать тронулись. Мы еще долго молчали, слушая лишь гул моторов.
Сапог сидел напротив меня, — наблюдая за ним, я заметил, как Сапог изменился. Он больше не опустится, и не даст себя в обиду. Он кое что в жизни понял.
— Юра, тебе подсказать, или, может, сам догадаешься? — неожиданно раздался голос Хасана.
— Хасан, какой базар, уже делаю! — с радостью отозвался я, и быстрым движением достал из кармана пачку сигарет и чарс.
Мы все обрадовались и оживились после траурного молчания, которое, если честно признаться, всем изрядно поднадоело.
— Чего зря убиваться, ведь дембель неизбежен, как крах империализма, — произнес Хасан.
Хотя сказал он это без радости и улыбки до ушей, как он обычно делал раньше, но все-таки чувствовалось, что Хасан выходит из стрессового ступора.
— Да, но пока существует империализм, наш дембель в опасности, — дополнил Туркмен излюбленную фразу советского солдата.
Все возвращалось на круги своя — раз Хасан захотел курнуть, значит перед нами все тот же Хасан, а это значит, что мы снова вместе.