сейчас взводный придет патроны искать, потом ротный и так далее.
Мы вышли с оружейки и направились в палатку. Вдруг перед нами нарисовался Пипок со своей вечной улыбкой.
Хасан подошел к Пипку, посмотрел ему в лицо и сказал:
— Пипо-о-о-к, нету у нас пистолетных патронов, не-е-ту. Понимаешь?
— Какие еще патроны? Мне Серега сказал, что чарс вам дал хороший, с героином.
Хасан достал кусок чарса и, повернувшись к солнцу, посмотрел на него, крутя туда сюда (так проверяют лепешки с гашишем, если есть отблески на солнце, значит, гашиш в вперемешку с героином).
— Да, точно с героином, ну, сейчас накуримся ништяк, — сказал Хасан с довольным видом.
Я помахал Пипку рукой и сказал:
— Ну, давай, Пипок, пошли с нами в палатку, только давай шевели ногами, а то сейчас толпа соберется.
Пипок постучал меня по плечу:
— Юра, тебя искал, этот, ну, на прапора который отучился, эстонец, сейчас он в саперной роте.
— А, Индрек. А что он хотел?
— Афошки ищет вроде, точно не знаю.
— Ну, кто ищет — тот всегда найдет. Давай, давай, Пипок, пошли быстрей, там поболтаем.
Мы вошли в палатку и направились к своим кроватям. Кровати в палатке были двухъярусные, моя кровать была нижняя в углу, Хасана рядом. Я упал на свою кровать, а Хасан на свою, Пипок сел рядом с Хасаном.
— Ну что, музон врубим, послушаем, чего там пацаны поют, — предложил я и достал с тумбочки кассету.
На тумбочке стояла однокассетная магнитола LSHARP-666і, эта магнитола досталась мне как трофей. Полгода назад мы разбомбили духовский караван, в одной барбухайке я наткнулся на эту магнитолу и прихватил ее, больше в этом караване, кроме оружия, ничего ценного не было.
В другом конце палатки раздавались голоса, судя по всему, там как всегда Носорог дрочил чижей.
Носорог — это хохол из Львова, здоровый такой детина, на конце носа у него была бородавка и к тому же он немного сутулился и со стороны был похож на носорога, беспредельным был этот жлоб, до ужаса, и чижам проходу не давал, он отслужил год, а считал себя чуть ли не дембелем. Я раз как-то сказал ему: «плохо ты кончишь, Носорог, вот помяни мои слова», а ему плевать.
Носорог орал на всю палатку:
— Дэ хавка? Я же казав, шоб йсты принэслы, казав, чи не?
— Нам старшина не разрешил, — раздался чуть слышно «прибитый» голос.
— А мэнэ ебэ, цэ ващи проблэмы.
Раздалось несколько ударов. Потом опять крик:
— Вас шо, ебаты трэба бильше, чи шо?
Мне это изрядно уже надоело, и я крикнул:
— Носорог, а ну пошел на хер отсюда!
— Шо тоби, Юра? — замычал Носорог.
— Это чего тебе от чижей надо? — спросил я.
— Воны мини хавкы на завтрик ни принэслы.
— Че-е-го, чего? Ты че это, урод, припух ваще, я дембель, и то ходил на завтрак. А ну подойди сюда!
Носорог медлено подошел к моей кровати:
— Юра, тикы ны бый.
Я встал и с размаху заехал ему кулаком в лобешник. Он вылетел из прохода.
— Да ты не переживай Носорог, в твоей башке все равно нет мозгов, так что сотрясения не будет. А теперь вали отсюда, пока я тебе зубы не выбил, и если при мне чижей дрочить будешь, я тебя самого чижом сделаю.
Носорог смотрел на меня и лупал глазами.
— Ну чего ты на меня вылупился, или тебе еще раз по балде стукнуть?
— Не, не, я ужи тикаю, — брякнул Носорог и пулей вылетел из палатки.
— Юрка, а ну садись-да, накуримся давай наверно-а, — с полублатным акцентом процедил Хасан.
— Подожди Хасан, я вот Пипка спрошу кое о чем, Пипок ведь наш чувак. Да же, Пипок?
— Ну спрашивай, какой базар, — спокойно ответил Пипок.
— Слушай Пипок, чего там за ерунда с пистолетными патронами, не слыхал? — спросил я.
— Их духи берут по пятнадцать тысяч афошек за цинк, — ответил Пипок.
У нас с Хасаном глаза полезли на лоб, пятнадцать тысяч афганей — это шестьсот рублей чеками, мы поначалу просто не поверили.
— Слушай, Пипок, да тебе чарс курить нельзя, ты и так уже «гонишь», — сказал Хасан.
— Ну, не верите, не надо, — сказал Пипок, и добавил, — позавчера мы в кишлаке продали духам три пачки по сто пятьдесят афошек за пачку, а в цинке сто пачек, вот и считайте.
— Ну ладно Пипок, поживем-увидим, — сказал я.
— Живите, смотрите, дело ваше, — сказал Пипок, и воскликнул:
— Ну что, может, косяк взорвем, или будем сидеть и удивляться?!
Хасан «взорвал» косяк и два раза затянувшись, передал Пипку, тот, сделав пару затяжек, протянул косяк мне, я глубоко затянулся, чарс был крепкий и я начал кашлять, вторую затяжку уже сделал поменьше. После второго круга появился сушняк и меня начало потихоньку «накрывать», чарс действительно был хороший. Я с трудом приподнялся, вставил кассету в магнитолу и включил, на кассете пацаны пели песню под гитару, и песня эта была как раз в тему.
В Союзе была одна популярная песня с такими словами:
и т. д.
Эту песню слышали многие, а в Афгане слова этой песни переделали, и зазвучала она примерно так:
Мы начали потихоньку раскумариваться, и вдруг на горизонте появился Сапог.
— О-о, Сапог-жан, иди ко мне, — окликнул его Хасан и, вытащив чеки из кармана, протянул их Сапогу.
— Вот чеки, слетай в магазин и возьми четыре банки «Si-Si»и четыре пакета конфет, только резче, понял.
Сапог взял чеки и побежал в магазин, а мы продолжили добивать «косяк».
После третьего круга я почувствовал, что приплыл капитально, «крыша» не только ехала, а ходуном ходила, язык во рту еле ворочался. А напротив сидел Пипок и цвел как подсолнух, я не мог равнодушно смотреть на его цветущую физиономию, а он, как назло, уставился на меня в упор и залился смехом, забыв про косяк который дымился у него в руке.
— Пипок, я тебе паранджу привезу с рейда, напялишь ее, когда план с нами курить будешь, а то я не можу спокойно смотреть на твой цветущий лепень.
А Пипку по фигу, уставился на меня и давай дальше «ха-ха» ловить.
— Пипок, передавай косяк дальше, придурок, — подал голос Хасан.
Вдруг в проходе между кроватями послышалось шевеление, и мы все повернули головы, там стояли два сарбоса и смотрели на нас с довольной улыбкой. Я поначалу обалдел, откуда, черт возьми, сарбосы у нас в палатке, неужели «галюники» начались?
Пипок протянул руку, в которой дымил косяк и ляпнул:
— О, духи! Смарите, вон духи.
Потом меж сарбосовских голов появилась голова нашего замполита полка майора Кудряшова, мы смотрели на них, а они на нас. Мне показалось, что время остановилось, (кто накуривался, тот знает, что время по раскумарке идет очень очень медленно).