Сказки из жизни

Еже писах, писах искренне, прямо и честно: да будет славен в веках тот, кто займе его место… Будет ли он скотом, будет ли он злодеем, станет известно потом нам, рядовым иудеям.

Свой черёд

Однажды

Я начал сказку так: «Однажды Заяц…»
Потом чуть-чуть помедлил, сомневаясь.
Потом, сомнения преодолев,
я начал сказку так: «Однажды Лев…»
Потом сравнил я эти два «однажды»,
сообразил, что так бывает с каждым,
кто в чём-то струсив, в чём-то осмелев,
однажды заяц, а однажды — лев.
Конечно, львом нетрудно стать, когда ты
устроился на львиную зарплату
и гаркаешь на всех не хуже льва,
употребляя львиные слова.
Конечно, зайцем можешь стать легко ты,
когда тебя грозятся снять с работы,
соседи травят, у жены мигрень
и в школу вызывают каждый день.
Всё это так знакомо… Но однажды…
«Однажды» труса делает отважным,
из робких зайцев делает мужчин…
И это — сказки доблестный зачин.
Однажды в сказке может всё случиться,
а кто за остальное поручится?
Ведь даже сказка — в этом весь секрет —
однажды сказка, а однажды — нет.

Вечерний пейзаж с собакой

Нет ни дуба, ни осины,
ни сухого стебля нет,
и собака по пустыне
ходит, ищет туалет.
Вот и вечер на исходе,
зажигают звезды свет…
Так устроено в природе:
что-то есть, чего-то нет.

Рисунок

Там, где контуры горы
и луны окружность,
жили-были две сестры —
Внешность и Наружность.
Жили — просто никуда:
грубо, косо, криво,—
то ли веник и скирда,
то ли хвост и грива.
Не лепился к штриху штрих,
все не так, как надо.
Но уставились на них
два пунктира-взгляда.
И впервые понял мир
красоты ненужность,
глядя, как один пунктир
пронизал Наружность,
и впервые ощутил
красок неуместность,
глядя, как другой пунктир
врезался во Внешность.
Что случилось, господа?
Не узнать Наружность.
неприятные для глаз
вялость и небрежность
оказались в самый раз —
подменили Внешность.
Загляденье для души,
лёгкость и воздушность —
до чего же хороши
Внешность и Наружность!
Две подружки, две сестры,
две березки в поле…
Это всё видней с горы,
а с луны — тем боле.