Книги на полке
Не тесно ли книгам стоять на полке?
Наверное, тесно.
А как сделать, чтобы им не было тесно?
Попробуем взять одну книгу и почитать.
Вот книга обрадуется!
— Уф, — скажет книга, — застоялась я в шкафу, нора поразмять страницы.
И мы поможем ей поразмять страницы. Не мять, а только слегка поразмять, перелистывая их по ходу чтения.
И пока мы будем эту книгу читать, тем, другим книгам уже не будет тесно на полке.
Но конечно, когда мы книгу прочтём, придётся её опять поставить на полку — не валяться же ей посреди комнаты.
— Устала я страницами шелестеть, — скажет книга, захлопнув обложку. — Да и соскучилась по своим.
И мы поставим её на полку, в прежнюю тесноту.
Да, когда мы поставим её, книгам на полке опять станет тесно.
А как сделать, чтобы им не было тесно?
Совершенно верно: взять ещё одну книгу и почитать.
А потом взять ещё одну книгу и почитать.
Если всё время книги читать, им никогда не будет на полке тесно.
Случай на странице, где живут царь с царицей
В некоторой книге, где растут на дереве фиги, посреди страницы, которой правят царь и царица, жили-были у этих царя с царицей три сына. Первый был семи пядей во лбу… Ты знаешь, что такое семи пядей во лбу? Это значит, что он был очень умный. Второй сын был ещё умней — восьми пядей, а третий поглупей — шести, а то и четырёх пядей… Так можно было бы сказать, но так говорить нельзя. Так говорить неправильно.
И были эти три сына похожи как две капли воды… Обидно, конечно: три сына, а похожи как две капли воды. Куда, спрашивается, девалась ещё одна
капля? Оказывается, можно быть похожими лишь как две капли воды. Ни каплей больше или меньше.
Когда родился первый сын, царь с царицей были на седьмом небе. То есть они очень радовались.
И когда родился второй сын, они были на седьмом небе. И когда родился третий — тоже на седьмом.
Ни на шестом, ни на восьмом небе им побывать так и не удалось, потому что так говорить нельзя. Так говорить неправильно.
Когда сыновья выросли, они выглядели на все сто… Это значит, что они очень хорошо выглядели. И придворные, увидев их, согнулись в три погибели (очень низко) и наговорили с три короба (очень много) комплиментов.
— Опять двадцать пять! — сказал царь, потому что опять всегда было двадцать пять, а не двадцать шесть и не двадцать четыре. — И когда я вас отучу от этого подхалимства?
А сыновья высказались более решительно:
— Всыпать им по десятое число и прогнать в пятнадцать шей на все двадцать четыре стороны.
И сразу все увидели, что сыновья выглядят не на все сто и что у них не по семи и даже не по четыре пяди во лбу, а что они довольно-таки средние сыновья, к тому же необразованные.
Потому что всыпать можно только по первое число, прогнать в три шеи и только на все четыре стороны. К тому же таких грубых выражений культурные люди не должны употреблять. Надо говорить и грамотно, и культурно.
Вот и вся сказка, рассказанная, правда, с пятого на десятое, то есть с большими пропусками. Потому что с десятого на двадцатое было бы слишком коротко, а со второго на пятое — слишком длинно.
Почему так говорят: «Руки не доходят»
И правда: почему руки не доходят?
Разве руки ходят?
Это ноги ходят.
Дело в том, что руки не доходят не в том смысле, в каком ноги не доходят. Они не доходят не в смысле ходьбы, а в том смысле, что не могут до чего-нибудь дотянуться. До какой-нибудь работы, до которой нужно непременно дотянуться, руки не дотягиваются, потому что у них много других неотложных дел.
Мы с тобой давно собираемся навести порядок на книжной полке, но руки у нас не доходят. Не дотягиваются.
До мяча — дотягиваются.
До велосипеда — дотягиваются.
А до книжной, полки — не дотягиваются.
Но мы говорим: «Руки не доходят».
Потому что мы привыкли так говорить.
И слова в этом выражении давным-давно привыкли друг к другу.
Да, слова тоже привыкают друг к другу. Когда их часто употребляют рядом, они до того привыкают друг к другу, что их уже трудно бывает разделить.
Некоторые из них вообще не могут отдельно существовать, а только в компании с единственным полюбившимся словом.
Хорошо, когда кто-то к кому-то привязывается, без кого-то не может жить. Но при этом неплохо сохранить и собственное значение.
Самостоятельное значение.
Не всем это удаётся.
«Баклуши», например, не сохранили самостоятельного значения, и даже те, которые бьют баклуши, не знают, кого они бьют.
Да это и неважно. И если говорят, что не нужно бить баклуши, то совсем не потому, что жалеют баклуши, а просто потому, что нехорошо бездельничать.
Ты знаешь, что бить баклуши — это значит бездельничать?
Не знаешь?
А ты загляни в словарь.
Давай-ка вместе заглянем в словарь…
Ну вот. Опять у нас с тобой руки не доходят…
