Я не верил, что ему удастся отремонтировать Машину. Машина Времени это слишком сложно для двадцатого века. Видно, придется нам остаться здесь навсегда. Он будет водить автобусы, а я займусь историей — наукой о прошлом — или создам новую науку — о будущем. Футурологию, которая была создана задолго до меня, кажется, в том же двадцатом веке. Печальный парадокс: я знаю будущее человечества вперед на две тысячи лет, но не знаю своего ближайшего будущего.
А может быть, меня просто посчитают сумасшедшим. В двадцатом веке представление о времени примерно такое, как в первом веке было представление о пространстве. Великий Шандор Шандр (3000–3070), создавший первую карту времени, родится только через тысячу лет, и лишь тогда станет известен рельеф времени. Вершины и низменности. Ущелья и провалы. Если я стану прогнозировать будущее, исходя из объемности времени, если скажу о путешествии вокруг времени, меня непременно сочтут сумасшедшим. Но ведь Назым Фрисс действительно совершил путешествие вокруг времени, и сроки его измерялись не временем, а пространством. Он вышел за пределы пространственных измерений, и пространство для него стало временем, а время — пространством.
1963 год… Какой-нибудь час отделяет нас с Юреком от 41-го года, и за этот час сколько произошло! Окончена война, поднялись города из развалин… И погибли наши товарищи… Стась, Збышек и Анна. Час назад они были живы — и двадцать два года их уже нет на земле. Юрека с ними нет, значит, не он их предал. Впрочем, этот факт уже не требует доказательств. Стал бы он рваться туда, в войну, из теперешнего мирного времени, стал бы рисковать жизнью, спасая меня. А Стась? А Збышек? Прошлое не отдает своих тайн, и если я останусь здесь, то буду заниматься не прошлым, а будущим. В будущем хоть можно что-то еще изменить, а в прошлом уже ничего не изменишь.
8. НАКАНУНЕ ОТКРЫТИЯ АМЕРИКИ
Севилья. Портовый трактир. Мореходы, землепроходцы и просто проходимцы, люди, одержимые мечтой, и люди, одержимые жаждой наживы, моряки, не нюхавшие моря, и пираты, не нюхавшие пороха, а также настоящие моряки и пираты — все это галдит, шумит, таращит глаза и стучит по столу кулаками.
— Я им говорю, Америго: земля так же кругла, как моя башка, да и по величине не слишком ее превосходит. И если плыть из Севильи на запад, то можно достичь берегов Индии.
— Не Индии, Христофор.
— А чего же?
— Только не Индии.
Америго мнется, возможно, он из скромности не хочет назвать материк, который впоследствии будет носить его имя. Скромность в данном случае не мешает: Америку все же открыл Колумб, и заслуги Америго сильно преувеличены. Словно заранее это предвидя и заранее в чем-то раскаиваясь, Америго смиренно принимает громы гиганта, низвергающиеся на его голову.
— Скажу тебе как земляку, Америго, хотя я уже и не помню, когда покинул Италию (сердцем я ее никогда не покидал): для того чтобы осуществить одну-единственную идею, нужно потратить всю жизнь. Потому что легче преодолеть Атлантический океан, чем океан тупоумия, равнодушия и лени. Мне сорок лет, Америго, как и тебе (мы ведь с тобой ровесники), и половину из них я мотаюсь по белу свету и всюду слышу одно слово: нет.
Будущие века сначала вознесут Америго, а Колумба предадут забвению, потом вознесут Колумба, называя Америго вором, присвоившим чужое открытие, будущие века столкнут этих двух открывателей в непримиримой вражде, разжигая страсть в тех, кому давно уже неведомы страсти. А они, живые, сидят в портовом трактире и разговаривают, как друзья.
— Я пытался добиться приема у Торквемады, говорят, это сильный человек.
— Он духовник королевы.
— Что-то вроде этого. Но попасть к нему дело безнадежное, у него сейчас особенно много работы.
— Святой инквизиции не до новых открытий, она не знает, что делать со старыми. Поэтому она больше поощряет закрытия. Колумб, это совсем неплохо звучит: великий закрыватель. — Америго невесело улыбнулся.
Инспектор Шмит не видел в этом ничего удивительного: были в истории и открыватели, и закрыватели, причем последние, как правильно сказал Америго, нередко пользовались большей поддержкой.
— На все есть средства, — сетовал Колумб. — На войну с Гранадой есть средства. На усмирение бунтов, на инквизицию есть средства. И только на открытия нет средств. А ведь это открытие окупилось бы в течение года. Индия — страна богатая, а путь в Индию через Атлантический океан…
— Только не в Индию, Христофор.
— А куда же?
— Только не в Индию.
Времяискатель зафиксировал присутствие объекта инородного времени. Уж не Колумб ли это, человек из будущего, прибывший в эти древние и не понимающие его времена? Тогда понятно, почему он не встречает поддержки, почему его не хотят финансировать. Всех первооткрывателей не хотели финансировать, и большинство из них умирало в нищете. Может, все они были пришельцами из будущих времен? Ведь не случайно они именно в будущих временах находят признание. Гениальный открыватель антипланеты Ялмез Хасан Амир (3507–3700) тоже захотел пораньше осчастливить человечество и отправился делать свое открытие в XII век, но едва не был там четвертован, чудом спасся и, вернувшись домой, сделал свое открытие, после чего жил долго и счастливо. Возможно, это легенда, одна из множества легенд, которые существуют о Хасане Амире, человеке, сделавшем переворот в астрономии, опустив ее с неба на Землю. Но посмертно вышедшая книга Амира «Барьеры несовместимости времен» была написана им, конечно, не случайно, в ней слишком чувствуется горечь личного опыта. Быть может, в каждом веке есть представители будущего, непризнанные и непонятые, но открывающие миру глаза, которые без них ему никто не откроет.
Подобное объяснение не просто фантастично, оно сбивает с толку службу розыска, которой и без того приходится нелегко. Поэтому инспектор отбросил эту опасную, хотя и прекрасную версию и продолжал слушать заинтересовавший его разговор, в надежде почерпнуть из него необходимые сведения.
К разговору этому прислушивался не только он. За соседним столиком рыжебородый моряк ловил каждое слово будущих открывателей. С виду он был не испанцем и не итальянцем, он был скорее скандинавом. Но кого только не встретишь в Севильском порту!
— Христофор, не знаю, что я могу для тебя сделать. Мой хозяин занимается оснащением кораблей, я с ним поговорю, может, он замолвит за тебя словечко.
— Поговори, Америго. Покажи ему эту карту, здесь все обозначено. Мне не жаль потерянных двадцати лет, жаль, что погибнет идея…
Рыжебородый моряк пересел за их стол и заглянул в карту, которую Христофор Колумб развернул перед Америго Веспуччи.
— Чего тебе? Ты кто такой? — Америго прикрыл ладонями карту.
— Я моряк. Меня зовут Эрик Рыжий. Интересуюсь разными странами.
Эрик Рыжий… Инспектор слышал о таком мореплавателе. Но он, кажется, жил в десятом веке. Как же он попал в пятнадцатый век?
— Я давно мечтал пересечь океан, — сказал Эрик, не уточняя, однако, насколько давно. — Я много плавал по северным морям, открыл кое-какие земли, но это все не то. Моя мечта — открыть новую часть света.
Все это было знакомо инспектору по его многолетней работе. Подсесть к чужому столику, завязать разговор, все, что надо, выспросить. Колумб не понимал, с кем он имеет дело, и вот уже он положил руку Эрику на плечо:
— Обещаю. Если у меня получится — обещаю.
— Я поговорю с хозяином, — сказал Америго.
Этому человеку не повезло. Жизнь Америго сложилась весьма неудачно. Он работал на хозяина — то на одного, то на другого хозяина, не имел ни дома, ни семьи. Мелкий служащий, состарившийся среди бумаг и лишь на склоне лет взлетевший к зениту славы. Но что стоит слава на склоне лет? Америго Веспуччи опоздал к своему триумфу.
Может, никто не понимал Колумба, как он, ведь не зря же Колумб писал сыну: «Я беседовал с Америго Веспуччи… это честный человек, он полон решимости сделать для меня все, что в его силах».
Между тем инспектор продолжал ломать голову над тем, каким образом Эрик Рыжий затесался в пятнадцатое столетие. А что, если он тот самый искомый преступник, угнавший Машину Времени, чтобы опередить Колумба? В сорок втором веке неоткрытых земель не осталось, вот он и отправился туда, где они есть.
Эрик смотрел на карту, но было видно, что он ничего не может прочесть. Видимо, прибыл он не из будущего. Он прибыл из тех безграмотных времен, когда королю было легче покорить страну, чем поставить подпись под требованием капитуляции. Выходец из десятого века… В пору беспамятства человечества, когда всех массово забывали, ему удалось просочиться в историю. И, как теперь стало очевидно, не вполне благовидным путем.
Инспектор настроил речевые центры на язык древних скандинавов:
— Эрик, вы мне нужны.
Услышав родную речь, Рыжий испуганно вздрогнул.
— Подойдите ко мне, Эрик. Вот так. Что вам нужно в пятнадцатом веке? Почему вы покинули свой десятый век?
— Так получилось, — Эрик растерянно моргал рыжими ресницами. — Я всю жизнь занимаюсь открытием новых земель.
— Это нам известно. Ваше дело Гренландия, Америку откроет Колумб. Имейте в виду, попытка присвоить чужое открытие, выведав заранее его план, является преступлением перед историей.
Эрик Рыжий покраснел, как умеют краснеть только рыжие, совершившие преступный антиисторический акт.
— Стыдитесь, Эрик, легче всего приходить на готовое. Теперь я понимаю, откуда все эти разговоры о финикийцах и других племенах, якобы открывших Америку за тысячу лет до Колумба. Все они пришли на готовое, присвоив открытие великого человека.
Эрик Рыжий хотел было признать свою вину и с тоской косился на двух первооткрывателей, которые забыли о нем так, как было бы неплохо, чтобы о нем забыла история.
— Как вы сюда попали?
