океана, совершенный вместе с известным уже в то время киноактером Никитой Михалковым. Стал мастером спорта СССР, отличником здравоохранения СССР.
Выходило, он в своей жизни не упустил ничего: в родовую твердость воли и верность Арцаху- Карабаху щедро прибавил российской четырехлетней матросской закалки, многогранность познаний и интерес к различным наукам, особенно естественным. В нем легко угадывалось удивительно гармоничное сочетание разных профессиональных и человеческих качеств и навыков: широкая и многранная практика врача, надежная хватка альпиниста и путешественника, быстрота и четкость мысли журналиста и политика, прозорливость, терпимость, глубокая внутренняя убежденность и праведность мудреца. Все это щедро дополнено мировой энциклопедичностью и многоцветием армяно-русской культуры, высокой интеллигентностью в общении, умением выслушать собеседника, внять его доводам.
Стало ли мне легче ориентироваться в карабахской обстановке после встречи с Зорием Балаяном? Да нет, конечно. И дело было совсем не в том, что в блокноте обозначился длинный перечень новых проблем. Просто сразу принять на веру доводы Балаяна, как человек достаточно осторожный, я не мог. Довлели и московские установки. Но и отвергнуть сказанное Балаяном тоже оказалось невозможно. В одном я был уверен: отправившись на эту встречу, я поступил правильно. Буду думать и разбираться с тем, что узнал, а остальное покажет жизнь и время.
Завершая нашу ночную беседу, Зорий Балаян пошутил, что он оценил мою готовность встретиться с ним, особенно после недавней провокации, когда рижские омоновцы по приказу генерала Сафонова пытались выбить дверь в квартире тещи, чтобы задержать его и передать азербайджанским милиционерам для расправы. Нам обоим показалось, что наша встреча будет залогом будущих справедливых и доверительных отношений. И, конечно, мне надо чаще встречаться с представителями различных слоев населения Карабаха, побывать в облисполкоме, который решает задачи жизнеобеспечения области. Зорий пообещал в ближайшее время помочь в организации встреч с людьми, участвующими в Карабахском движении, в том числе с моими коллегами по комсомольской работе в прошлом: Сержем Саркисяном и Робертом Кочаряном. По-настоящему я могу рассчитывать и на Маврена Григоряна, которому Зорий доверяет как себе самому.
По дороге со встречи с Зорием Балаяном до гостиницы капитан Григорян, ждавший меня все это время в полудреме в милицейской машине, поинтересовался, как меня встретила тетушка Гоар, и добавил, что она наверняка довольна, так как сегодня Зорий ночь провел у нее. В ответ на мой удивленный взгляд, Григорян рассказал, что Балаяну приходится избегать провокаций, постоянно устраиваемых спецслужбами Азербайджана, иной раз весьма серьезных, с угрозой для жизни. Из-за этого Зорий, теперь редко бывает в доме мамы, а ночует там еще реже. Вообще-то в Степанакерте Зорий Балаян прописан по улице Дзержинского у своей тещи, известного врача-гениколога тетушки Марго. И это ни для кого не тайна. Не были тайной и неоднократные провокации азербайджанцев против ее зятя, неугодного властям. Пришлось в квартире матушки Марго заменить обычную деревянную дверь на железную. А вот где он будет ночевать в очередной раз, и сам Зорий обычно не знает до наступления темноты. Определиться в этом ему каждый раз заботливо помогают друзья по Карабахскому движению. Конечно, бывали случаи, что ночевал у своей мамы на улице адмирала Исакова, либо у главного хирурга областной больницы Валерия Марутяна, друга и родного брата жены. Но чаще всего ночлегом Балаяна становится квартира кого-то из многочисленных сподвижников по Карабахскому движению.
В конце 1990 года мне станет известно, что против народного депутата СССР азербайджанские спецслужбы готовили строго засекреченную и коварную акцию. Идея была до примитивности проста. Чтобы обезглавить Карабахское движение, предполагалось убить Зория Балаяна и руководителя боевого крыла Карабахского подполья Роберта Кочаряна, их тела бросить на территории Иджеванского района Армении недалеко от границы с Казахским районом Азербайджанской ССР. Затем распространить слух, что ярых армянских националистов убили сами армяне, считавшие их главными виновниками нынешних армянских несчастий. Но этого, к счастью, не случилось!
Здесь, думаю, уместно сделать и укор бывшему генсеку ЦК КПСС, первому и последнему президенту СССР. Не сумел Горбачев не только разобраться в Карабахской проблеме, но и дать достойную характеристику Зорию Балаяну. И здесь ошибся. Зорий Балаян никогда свою веру в гуманистические идеалы человечества, в справедливость и свободу Карабаха, искреннюю и преданную дружбу с Россией, способность посвятить этому всю жизнь не прикрывал самоуверенностью и разнузданностью. Что касается карьерности, то она у него, как оказалось, в двух пожизненных ипостасях: врача и талантливого писателя- журналиста. И все это, как говорится, от Бога!
Роберт, Серж, Аркадий и холодная баня в комендантский час
Именно Зорий Балаян предложил мне встретиться с тремя молодыми, известными в Карабахском движении людьми, которые досконально владеют сложившейся ситуацией и честно ответят на мои вопросы. Смогу ли я понять, как он сказал, их сермяжную правду, покажет время. Обо всех практических деталях договорится Маврен Григорян.
Помню, на следующий день после этого разговора капитан Григорян спросил меня:
— Есть желание попариться в бане?
Я приятно удивился такой заботе. Дело в том, что холодная вода, не говоря уже о горячей, подавалась в Степанакерте раз в день на один-два часа, причем в самое неопределенное время, обычно, когда мы были на службе. Воду мы накапливали в ванне, никогда не закрывая кран. Банные дни для личного состава группы проводились в городской бане не чаще, чем раз в семь — десять дней. Предложение я принял сразу, при этом сказал, что со мной будет наш замполит подполковник Журавлев, с которым я был знаком много лет и доверительно дружен.
Как и в прошлую ночь, Маврен пригласил меня по телефону на чай. Кстати сказать, этот пароль у нас сохранился навсегда. Я потихоньку выходил из гостиницы, садился в машину, и мы ехали на очередные встречи. То с Зорием Балаяном, то с другими оппозиционерами, с кем в дневное время наши свидания могли вызвать нежелательные для обеих сторон оценки в Оргкомитете по НКАО, комендатуре РЧП или у азербайджанских спецслужб. Следует заметить, что о моих встречах всегда знал полковник Гудков.
В этот раз наша машина поехала знакомым со вчерашней ночи маршрутом: сначала по улице Кирова, далее по кругу и вправо к дому на улице адмирала Исакова, где, как я теперь знал, живет мама Зория Балаяна. Уже в машине Маврен сказал, что в бане нас ждут три товарища. Я понял: выполняется мой заказ. Коля Журавлев, человек добродушный и жизнелюбивый, откровенно обрадовался — вшестером будет веселее! — потом запоздало озаботился:
— А есть ли в это время вода в бане?
Григорян очень серьезно стал объяснять ему, что дом стоит под горкой и потому вода набирается туда самотеком. Когда выходили из машины, я заметил во дворе на некотором расстоянии друг от друга группы мужчин по два-три человека. Журавлев тут же поинтересовался:
— А что это в комендантский час народ на улице?
— Думаю, жители дома вышли после сауны, — предположил Маврен Григорян и вполголоса, как бы про себя, проговорил, что сауна, видать, знатная, если народ рискует собой ради такого удовольствия.
Мы спустились в подвальные помещения, хозяин которых представился директором спотркомплекса «Атналант» Гамлетом Григоряном. И действительно, пока мы шли по длинному узкому коридору при тусклом свете горящих в полнакала электрических лампочек хорошо просматривались комнаты со спортивными снарядами, тренажерами, залы для спортивной борьбы, а конце была в наличии и условная цель нашего интереса — сауна. В предбанной комнате нас уже ждали трое любителей легкого пара. Капитан Григорян познакомил нас. Это были Роберт Кочарян, Серж Саркисян и Аркадий Гукасян.
Как и подобает в бане, скоро мы оказались опоясанными простынями и в резиновых шлепанцах. И тут все сразу ощутили, что в помещений довольно прохладно — даже батареи, казалось, источали холод. Пикантность ситуации для нас с Журавлевым состояла в том, что у нас под простынями прятались пистолеты Макарова, которые мы не могли нигде оставить. Как раз накануне из заложников в Мардакертском районе были освобождены четыре сотрудника нашей группы, причем табельное оружие при освобождении им
