человеческой мысли, а восторжествовала в одночасье — разрушительная тупость конца XX века. И где? В одной из самых просвещенных и читающих стран мира. Кто сделал это? Чей приказ? Где воспитывались и учились эти люди? Неужели с кем-то из них мы встречались, обменивались дружескими словами, делили хлеб-соль? Невозможно представить!
Почему же невозможно? В моей памяти январь 1986 года и десятидневная война в Адене — столице Йеменской Народно-Демократической республики? Там за моим новогодним столом сидели лидеры социалистической молодежной организации молодые офицеры-политработники армейских и правоохранительных структур вместе со своими многодетными семьями. В праздничном порыве они клялись друг другу в вечной дружбе, призывая в свидетели самого Аллаха. Но через тринадцать дней в разгоревшейся войне за власть родоплеменная принадлежность и клановость развели их по разные стороны баррикад. Недавние друзья в отношении друг к другу отличались животной жестокостью, изощренностью в пытках и надругательствах над ранеными и погибшими, вандализмом к культурным ценностям. Как же все похоже.
Идем дальше вдоль добротной ограды. За ней — воронка от снаряда и большой дом без крыши. Снесло взрывной волной. А на металлических воротах зеленой краской крупная надпись: «Абдурахманов Мамед. Дом продан, просьба не входить!» Надпись практически каллиграфическая, даже со знаками препинания.
Чуть выше домов вправо уходит дорога на кладбище. Взгляд упирается в сплошные развалины. Большинство погребений разорено, свежие могилы вскрыты и обобраны, вокруг — обломки от гробов, гробницы разбиты, надгробных плит нет. Всюду следы надругательства и вандализма. Сердце буквально леденеет при виде этой картины. Останавливаемся у подножья горы, пьем родниковую воду. Вкусная, благодатная, бодрит. Говорят, она очищает. Вспоминается вода из трех кранов в Степанакерте. Очень похожее состояние. Командир ведет в боевые порядки. На небольшом плато у горного обрыва здание сельской школы с большим садом. Половины крыши нет, снесена артснарядом. Идем по окопам, отрытым в скальном грунте в полный рост. Бойцы при виде нас молча встают, мы жмем им руки. Настоящая передовая. Огневые точки. Командир просит меня снять очки. Я снимаю, протираю платком и вновь водружаю их на свое место.
— Да вы что, товарищ подполковник, не поняли меня, — с укором говорит командир, — здесь же стреляют.
— При чем тут мои очки, командир, сейчас-то не стреляют? — удивляюсь я.
За спиной слышу смешок бойцов самообороны.
— Да снайпер азеровский на соседней сопке. Можно, командир, покажу подполковнику эксперимент? — спросил молодой боец лет не более восемнадцати.
— Давай, показывай, — согласился командир.
Парень легко выпрыгнул на внутреннюю сторону окопа, быстро нашел яблоневый сук с привязанным к нему бутылочным стеклышком, вернулся в окоп. Командир усмехнулся: домашняя заготовка. А еще безусый парень, чувствовалось, подражая кому-то, стал отдавать нам распоряжения. Приказал отойти в правую часть окопа, пригнуть от греха подальше головы, следить за стеклышком на палке. Сам прошел несколько метров влево, чуть присев, поднял над окопом палку со стеклышком. На солнце стеклышко стало давать блики. Не успел юноша сделать второго движения, как мы услышали негромкий треск стекла и увидели осколки, посыпавшиеся на плечи экспериментатора, который с довольным видом, пригнувшись, подошел к нам.
— А можно азеровскую батарею разбудить? — парень с искренней готовностью посмотрел на командира, а на меня с надеждой на поддержку.
Тут уж я не выдержал и стал возражать. Сказал, что не стоит рисковать. То, что на сопредельной сопке стоит орудие азербайджанцев, я не сомневался. А как звучат артиллерийские разрывы, досыта наслушался во время ночного артобстрела Шаумяновска. Командир задумчиво переводил взгляд с меня на своего бойца. В нем, очевидно, боролось два чувства. Одно-не потворствовать мальчишеской лихости. Другое — показать московскому подполковнику, что здесь настоящая передовая. И если сейчас нет обстрела, то это не значит, что его не будет в любой момент. В то же время ему, конечно, хотелось продемонстрировать, что он командует бывалыми, обстрелянными бойцами, готовыми защищать свою землю. Впрочем, он быстро справился с соблазнами и лишь поощрительно похлопал молодого соратника по плечу.
Мы вновь вернулись к роднику. Селя рядом на отполированных бревнах. Все внимание было обращено на командира. Я задавал вопросы, он спокойно отвечал. Чувствовалась хорошая армейская закалка. Как командир он ничего не просил. В его словах не было ни безысходности, ни излишней самоуверенности. Село Бузлух, как и Эркедж, и Манашид теперь первая линия обороны Шаумяновска и всех армянских сел района. Только линия обороны. Есть удовлетворение, что вернули свои села. И теплится надежда, что эта победа, наконец, привлечет внимание руководителей государства, и они наведут порядок, дадут людям спокойно жить и работать на своей земле.
Незаметно истекло время пребывания на шаумяновской земле. Площадка, где ожидает меня вертолет, находилась на небольшой плоской террасе, над развалинами старинной армянской крепости, которая до сих пор величаво стоит над рекой Инджа напротив высокой горы Мров. Я вновь вспоминаю, что именно здесь 180 лет назад исполнилась мечта армян Карабаха о воссоединении с Россией.
Ловлю себя на мысли, что один вопрос я в Шаумяновске так ни кому не задал, хотя он много раз готов был слететь с моих уст:
«А стоит ли таких мук и лишений это смертельное противостояние? Надо ли держаться карабахским армянам за свой клочок гористой земли? Наше государство велико и немало примеров, когда прозорливые сограждане, заблаговременно и удачно продав жилье и имущество, благополучно перебрались в тихие и мирные города и села великого Советского Союза. Благодаря врожденному трудолюбию и другим талантами они и сейчас преуспевают. Но есть и другой печальный пример. Вынужденно и практически бескровно армяне покинули родные дома в Нахичевани…
Не повернулся у меня язык задать этот вопрос и правильно сделал!
Как только наш УАЗик поднялся к месту, куда я вчера приземлялся, стало ясно, что к отлету вертолета мы явно запаздываем, лопасти машины набирали обороты. Правда, люк еще не был закрыт. Вертолет атаковала многочисленная толпа желающих улететь в Ереван. Два-три человека, держась за что-то внутри, пытались втиснуться в его чрево. Их буквально утрамбовывал прикладом автомата АКМ-74 мужчина громадного роста, с плечами на всю ширь вертолетного люка. Неподалеку возбужденно прохаживался и поглядывал в нашу сторону Шатен Мегрян. Роман занервничал. Он отвечал за мой своевременный отлет в Ереван. А ведь мы с Шатеном еще должны были обменяться впечатлениями. Но тут видно не до протокола. Вылетев пулей из УАЗика, я оказался в руках Шагена:
— Быстрее в вертолет. Он прибыл раньше, чем ожидали, хотя хорошо, что вообще прилетел. Думали уже отправлять его без вас. Разговоры потом. Роман мне все перескажет. Желаю удачного полета. Буду ждать от вас хороших вестей. До новых встреч.
С этими словами Шаген крепко обнял, взял меня в охапку и стал проталкивать через толпу к люку вертолета. Шаген крикнул громадному охраннику:
— Забирай, дождались!
Тот схватил меня под мышки, легко приподнял над головой, приставил к спинам мужчин в камуфляже, все еще пытавшихся силой втиснуться в вертолет, уперся в меня ногой и, как мощным прессом, вжал вместе с ними в салон, тут же придавив дверью. За спиной проскрипела задвижка. Я оказался между человеческими телами и стенной борта, буквально сплюснутым, даже ногами не касался пола, завис и не мог видеть, сколько пассажиров в вертолете. Главной задачей было, попытаться хотя бы чуть-чуть пошевелить рукой, ногой, головой, а лучше — туловищем. По опыту я знал, потом в воздухе будет легче. Свистящие звуки вертолетного винта стали громче. Перегруженная машина тяжело, будто переваливаясь с бока на бок, двинулась вперед. Словно самолет, вертолет разбежался и сначала практически соскользнул с края террасы вниз, к реке Инджа, навстречу вечно заснеженной вершине горы Мров, но потом постепенно стал выбираться наверх. Стало чуть свободнее, мои ноги почувствовали опору. Я понимал, что из-за перегрузки маневры у летчиков явно ограничены, миновать ущельями азербайджанскую территорию не удастся. Полет, видимо, будет проходить по прямой линии, над центром азербайджанского районного
