прислугой и гувернантками, даже сестры умершего Муханова регулярно бывали у нее. То же продолжалось и в Петербурге. Алина и Мария Мусина-Пушкина, София Маннергейм, Лили и Алинетте Коррейа — дочери сестры Алины, а также следующее поколение в лице Эмилии и Марии Линдер и многих других прошли в салоне Авроры Карамзиной своего рода строгую и разностороннюю школу фрейлин. Аврора, практически потерявшая собственную семью, смотрела на них как на своих дочерей, надеясь привить им собственные взгляды, интересы и манеры и следя за их судьбами на протяжении лет. Будучи опекуншей Павла, Аврора Карамзина принимала участие в руководстве Демидовскими заводами и присутствовала в качестве хозяйки на становившихся все более пышными празднествах сына в Петербурге. Не следовало пропускать и визиты к членам императорской семьи. Императоры сменялись, Аврора оставалась неизменной. Когда старший сын Александра II Николай Александрович умер в Ницце, Аврора без промедления отправилась из Парижа разделить скорбь родителей. Когда Павел достиг совершеннолетия, Аврора Карамзина переехала жить в Тресканду, но зимой проводила время на вилле своего отчима в Хакасалми, которую выкупила после его смерти. Когда Эмилий Шернваль-Валлен ушел на пенсию с должности статс-секретаря Великого Княжества Финляндского, сестра с братом жили вместе в доме, известном теперь как «Дача Карамзиной». Салон Авроры Карамзиной в Хельсинки отличался от петербургского, но был одинаково почитаем как дворец на Большой Морской.
Карл Юхан Валлен был основателем Финского художественного общества. Сакариас Топелиус, выдающийся финский писатель и поэт, в 1870-е годы ректор Хельсинкского университета, многие годы был для Авроры Карамзиной опорой и связующим звеном с общественными кругами Хельсинки, в том числе с Женским союзом. На вилле в Хакасалми устраивались концерты, выступления любительского театра и лотереи, там собирались швейные кружки, организовывались сборы благотворительных пожертвований.
Естественно, когда императорская семья прибыла с визитом в Хельсинки, они не могли не посетить Аврору Карамзину. Визит императора в 1863 года был знаменательным событием как для Хельсинки и всей Финляндии, так и для Авроры Карамзиной. Когда состоялся ожидавшийся десятилетиями созыв сейма, Эмиль Шернваль-Валлен написал своей сестре: «Начинай планировать программу на день для императора в Тресканде. Его Величество обещал осенью приехать к тебе». Аврора Карамзина энергично взялась за дело. В усадьбе был построен новый флигель с актовым залом, были сделаны новые насаждения в парке. Императорский стол был накрыт золотыми демидовскими тарелками, а залы украшены привезенными из Ниццы цветами. Император подстрелил оленя, и на этом месте в память о событии посадили дуб. На обеде и балу император милостиво общался со «сливками» общества Великого княжества, собравшимися в Хельсинки на сессию сейма. Вечер завершил праздничный фейерверк в парке и вдоль всей дороги от Эспо до Хельсинки. По выражению Топелиуса, «у жителей Хельсинки есть своя добрая фея».
Именно тогда, во время этого визита, император Александр II произнес программную речь на открытии сейма, в которой Финляндия окончательно провозглашалась конституционной страной, имеющей выборное правительство и все конституционные права и свободы. И говорят, в этом была и заслуга Авроры Карамзиной, которая убедила Александра дать Финляндии максимальную свободу, какую тогда только можно было представить.
Спустя несколько лет у «доброй феи Хельсинки» появились новые заботы, когда на страну обрушились невиданные доселе голодные годы и эпидемии. Значительное количество голодных и больных устремилось в Южную Финляндию. Часть из них пришла в Тресканду, где для них были устроены размещение и госпиталь для нуждающихся. Женский союз в Хельсинки на средства Авроры Карамзиной содержал так называемые «суповые кухни», рабочие мастерские, а также детские ясли и сиротские приюты со школами. Религиозные убеждения Авроры Карамзиной основывались на вере, укоренившейся с раннего детства, на том чувстве безопасности, которые не смогли в дальнейшем пошатнуть потери и разочарования. Способность к эмоциональному восприятию сочеталась в ней с сильной потребностью в конкретных действиях. Она прочно стояла на земле и воспринимала как личный вызов беды и лишения, которые она видела вокруг себя. В ее письмах встречаются свидетельства типичной для нее непосредственной реакции на происходящее вокруг. После разрушительного пожара в рабочих кварталах Петербурга она пишет: «Завтра пойду посмотреть, что можно сделать». По письмам можно судить, что ее совершенно очевидно интересовала конкретная помощь больным. На проявление таких качеств сильно повлияло то, что она увидела в петербургском Евангелическом госпитале, а также в первом Институте сестер милосердия, созданном пастором Теодором Флиднером в Рейнской области. Именно такую деятельность она считала необходимой для Финляндии. Она должна была дать молодым женщинам, а также всем образованным и сознательным людям возможность получить необходимое образование для практической работы с больными и обездоленными. Институт сестер милосердия в Хельсинки был открыт в декабре 1867 года, в самый разгар голодных лет. Его первым директором стала вдова Аманда Каяндер, которая ухаживала за Авророй Карамзиной, когда та заразилась оспой. Поначалу институт действовал на арендуемой площади в доме Линдеров, а в 1875 году Аврора купила для него специальное здание в квартале Катаянокка. Когда стало ясно, что помещений не хватает, на ссуды и пожертвования было начато строительство комплекса зданий, действующих и поныне, расположенных в районе зоопарка. Строительство закончилось в 1897 году. Аврору Карамзину особенно радовало то, что институт находится недалеко от виллы в Хакасалми.
Об этой красивой и богатой женщине современники отзывались только в восторженных тонах, отмечая ее простоту и скромность.
Что касается ее сына Павла, то Аврора стремилась пробудить в нем интерес к делам большого семейного предприятия. Его дядя Анатолий Демидов остался бездетным, и, усыновив Павла, он оставил тому княжеский титул и несметные богатства.
Но повзрослевший Павел приносил своей матери все больше хлопот. С детства донельзя избалованный, он смотрел на жизнь как на ящик со множеством дорогих и соблазнительных игрушек. Дела отцовской фирмы мало заботили его, как и все, связанное с трудом, долгом и ответственностью вообще. Деньгам счета он никогда не вел, да и не видел в этом необходимости. Познав все прелести парижской жизни, он не мог от них оторваться. Не помогали и «воспитательные» наезды в Париж матери, неоднократно пытавшейся унять сына и подыскать ему серьезное занятие. Короткие проблески благоразумия сменялись новыми периодами веселья и беспечности, чередой скандалов и бесконечными долгами.
Образ жизни Павла Демидова менялся от скандалов и дуэлей до религиозного фанатизма, и руководство Демидовскими заводами, а также сам император неоднократно взывали к здравому смыслу Авроры Карамзиной и тому влиянию, которое она еще имела на «блудного сына». Дела предприятия испытывали большие трудности. Существовали опасения, что рудники истощаются. При этом возросли расходы, так как после отмены крепостного права рабочим нужно было платить зарплату в денежной форме. По все видимости, на заводах имели место обман, хищения и злоупотребления. Павел Демидов вынужден был продать свой парижский дворец с коллекциями произведений искусства, а также роскошную виллу в Довиле. Петербургский дворец сначала был сдан в аренду, а затем продан итальянскому послу. Пришлось расстаться со свадебным подарком покойного Демидова — знаменитым «Санси»…
В конце жизни ее рента составляла «всего лишь» 50 000 рублей, из которых на содержание Тресканды ежегодно тратилось 12 800 рублей.
Аврора Карамзина сосредоточилась на благотворительности. Поначалу она лично, а позднее с помощью кого-нибудь из слушательниц Института сестер милосердия принимала в назначенные дни нуждающихся в помощи. Своих помощников она посылала познакомиться с условиями жизни просителей и подготовить предложения, чем им можно помочь. Рассказывают, что она помогала многим студентам. Ближе всего ее сердцу были женщины, стремившиеся получить образование. Для девочек из сельской местности, приезжавших в Хельсинки на работу, она организовала дом прислуги, а в своем имении построила конюшню и постоялый двор для сельских жителей, приезжавших на рынок. До самой старости она посещала по праздникам народную школу в Тресканде и раздавала лучшим ученикам стипендии и награды.
В 1885 году Аврору постигло новое горе: похоронила красавца-сына, в одночасье сгоревшего от лихорадки — последнего, четвертого, своего самого любимого мужчину. Думала, что не перенесет и не переживет этого, но уже через несколько недель после похорон с невидящими от слез глазами перебирала в кабинете бумаги и, как всегда, отдавала распоряжения по екатеринбургскому медеплавильному,
