распевала:
— Ботинки каши просят! У голодранки ботинки каши просят!
Мне и так было стыдно. Но когда Гита стала надо мной насмехаться, я рассвирепела.
И мы подрались.
Пришла Гита в школу вся исцарапанная, заляпанная грязью. Поднялся переполох. По тем временам это было неслыханное дело — подумать только: побили дочку самого начальника станции!
Учительница сразу стала допытываться, кто это Гиту так отделал. А потом повела её к директору. А директор записал меня в чёрную тетрадку и обещал Гитиным родителям высечь меня розгой, когда я пойду в школу на следующий год. Это всё мне ребята потом рассказали.
Вот почему я взяла с собой хворостину, когда в первый раз пошла в школу.
Я тогда твёрдо решила: «Если меня высекут из-за этой станционной Гиты, я её потом так отделаю, что она меня на всю жизнь запомнит!»
— И директор тебя побил? — ужаснулся Душан.
— Ну что ты! Он только грозился, а на самом деле был добрый.
Маму никто не жалеет
Первое сентября. Душан собирается в школу: стоит посреди комнаты в красных трусиках и ждёт, чтобы мама дала ему костюм.
По радио объявили, что сегодня будет ясно и солнечно. Ветер слабый, преимущественно южный.
— Ясно, солнечно, — повторяет мама. — А я-то хотела дать тебе матросский костюмчик.
Она выглянула в окно, убедилась, что на улице в самом деле ясно и солнечно, пожала плечами и решила:
— Ну ладно. Можешь надеть коричневые брюки с рубашкой.
Душан так и обмер. Он покраснел, побледнел, снова покраснел и таким и остался — красный, как варёный рак.
Коричневые брюки он надевал вчера, когда ходил с Любкой в кино. Потом он играл во дворе в прятки. Душан спрятался среди ржавых бочек — лучше места не придумаешь. Ребята никак не могли его найти. Наконец Душан выскочил из своего укрытия. Он хотел крикнуть: «Палочки-выручалочки!» — но голос у него вдруг сорвался. Спереди, у самого кармана, на его новеньких брюках красовалось смоляное пятно величиной с ладонь…
А мама роется в шкафу.
— Надо же, как сквозь землю провалились! — удивляется она.
Душан украдкой поглядывает на оборки покрывала, расстеленного на диване. Брюки не провалились, они спрятаны под диваном. Они словно играют с мамой в прятки. Найдёт их мама или не найдёт?
Мама порылась в одном шкафу, покачала головой и принялась за другой. И здесь их нет.
Она нахмурилась, обвела взглядом комнату. Её глаза останавливаются на Душане: он покраснел до самых ушей. Мама пытливо глядит на него, потом безошибочно заглядывает под диван.
— В прятки играл? — тихо, зловеще спрашивает она.
— Угу…
— Среди бочек? — неумолимо продолжает мама.
— Я думал… я хотел… — бормочет Душан осипшим голосом. — Я правда не хотел…
— Когда же ты поумнеешь? — говорит мама. — Тебе бы не в школу идти, а в ясельки.
Душан молча проглатывает это самое тяжкое оскорбление. Он знает, что виноват.
Только бы она не начала опять говорить, что её никто не жалеет.
Мама уже открывает рот… Но тут приходит Любка, ей нужно завязать банты. Мама завязала банты. Потом пришёл Ратьо с оторванной пуговицей в руках. Мама пришила пуговицу. В соседней комнате Данка искала носки.
— Куда вы их подевали? Вечно суют мои носки куда не надо! — ворчит она.
Мама выдвигает ящик комода, и — надо же! — носки лежат у всех на виду.
Потом у Любки затерялся пояс. Ратьо никак не мог найти свои тренировочные туфли. Данка дёрнула «молнию» и оторвала её. А мама ходила от одного к другому.
Она нашла пояс, пришила «молнию», ткнула Ратьо носом под стул, из-под которого выглядывали его туфли.
А Душан всё стоял посреди комнаты, стоял и ждал, когда придёт его черёд.
Наконец мама подошла к нему.
— Бедненький, — сказала мама, — так и стоишь в одних трусиках!
Коричневые брюки мама уже не поминала.
Она дала ему серые, которые укоротила вчера вечером. Когда мама нагнулась, чтобы застегнуть ему пуговки, Душан вдруг бросился ей на шею.
— Что с тобой? — спросила мама и взяла его за подбородок. В глазах у Душана стояли слёзы.
— Никто-никто тебя не жалеет, — зашептал он.
Тут он вспомнил свою вину и добавил по справедливости:
— И я тоже тебя не жалею.
Стеклянный шарик
В красивую школу попал Душан. И класс у него красивый. Пол в классе паркетный, поэтому ученики переобуваются в тапочки.
В классе есть парты, доска, стол и стул для учительницы.
Душану здесь очень нравится. И учительница ему нравится. Она красивая. Волосы у неё, как у мамы, и причёска, как у мамы, — под мальчика. Только глаза у неё другие, голубые-преголубые, как васильки. А у мамы глаза зеленоватые.
Учительница взяла Душана за руку и подвела к парте, за которой уже сидела девочка с русыми волосами, прямыми, как проволока, и с огромным голубым бантом.
— Это Людка, — сказала учительница. — Вы будете сидеть за одной партой. Людка, а это Душан.
Непонятно как, но учительница уже знала всех детей по именам.
Душан знает, как нужно вести себя в таких случаях. Когда знакомятся, подают друг другу руку. Он уже протянул было свою, но Люда скривила губы, окинула Душана презрительным взглядом и отвернулась.
Этого Душан никак не ожидал. Он поглядел на учительницу, но та уже перешла к следующей парте. Нет, учительница не придёт к нему на выручку. Она здесь одна, а детей много.
Душан почесал в затылке и осторожно присел на краешек скамьи. Украдкой поглядел на свою соседку. А та — никакого внимания. Сидит, поджав губы, бант подрагивает в соломенных, нет, проволочных волосах.
Душан вздохнул. Видно, хлебнёт он горя с этой надутой Людой.
Он осмотрелся. Может, здесь все девчонки такие же, как Люда с её бантом. Но что же он видит? Йожко Кутик, с которым он ходил в одну группу, сидит рядом с маленькой черноволосой девочкой. Они сидят и улыбаются друг другу. Сразу видно, что подружились. Душан видит, как Йожко подсовывает соседке конфету в блестящей обёртке.
«Может, девчонку нужно угостить чем-нибудь», — подумал Душан. Он порылся в карманах, но там было пусто. А ведь вчера мама принесла ему целый мешочек шоколадных дукатиков! Они были такие красивые, так ярко блестели — совсем как настоящие золотые монеты из сказки.
И Душан не утерпел, съел их все до одного. А жаль. Сейчас в карманах хоть шаром покати…
О! Душан вспомнил! У него же есть замечательный шарик! Стеклянный, разноцветный. Душан достал шарик, положил его в желобок на парте и начал осторожно катить его в сторону Люды. Шарик перекатился
