своего возлюбленного. — Ведь он сказал всю правду, я уверена, что он говорил правду.
— Я тоже так думаю, — успокоил ее Роджер. — А если и нет, то полиции ему нечего опасаться, Дорин, вы понимаете, что поставлено на карту?
— «Кукабурра» и все, кто находится на ней.
— Или даже еще больший корабль, — сказал Роджер. — Мы хотим попросить психиатра помочь вам кое-что вспомнить. Вы должны сделать все, чтобы облегчить его работу. Ваши показания нужны не только для спасения судна, но они могут явиться даже подтверждением того, что Бен говорил правду.
Джек и Джилл Пэрриш стояли, обнявшись, ранним воскресным утром на палубе «Кукабурры», словно на небе сияла луна, а не восходящее солнце. Неподалеку от них три матроса проверяли провизию спасательной лодки.
— Еще три дня и три ночи, — сказал Джек Пэрриш. Он посмотрел сбоку на свою молодую жену. — Затем неделя в Сиднее, последние покупки и снова жизнь среди бананов.
— Не разрешай мне много есть, — сказала Джилл. — Милый, ты не заметил ничего странного вчера?
— Нет, а ты?
— Мне показалось, что среди команды началась какая-то суматоха… И потом, с тех пор как мы ступили на борт, наша каюта никогда еще так тщательно не убиралась.
— Генеральная уборка; видно, приедет какая-то важная птица для инспекции, — сказал Джек. — Видишь, еще раз проверяют спасательные шлюпки, а ведь они делали это и в Гонконге. Совсем неплохо — такая аккуратность…
С маленького пляжа, недалеко от сиднейской гавани, быстро плыл Маркус Барринг. Он чувствовал себя как рыба в воде. Неподалеку высились скалы — излюбленное место для подводной охоты и начинающих ныряльщиков. Он был в маске, с трубкой, на ногах — ласты. Любой полицейский в Сиднее, взглянув на него, сейчас ни за что не узнал бы его. Он был абсолютно уверен в этом, настолько уверен, что ему захотелось побахвалиться. Он должен покуражиться, по крайней мере поговорить по телефону, он ничего не мог поделать с собой. В памяти все еще живо удивление полицейского, с которым он разговаривал. Он чувствовал себя в полной безопасности. Катер морской полиции, разыскивающий его, проплыл мимо, и полицейские даже не взглянули на ныряльщика. Ничего удивительного: ведь рядом с ним находилось восемь или девять таких же пловцов. Маркус Барринг отлично знал все водовороты и течения в сиднейской бухте.
Первая радиограмма с борта одного из судов компании «Голубой флаг» была получена в полицейском управлении в 3 часа 15 минут утра в воскресенье. В ней говорилось: «Обыск окончен. Ничего не обнаружено. Капитан „Нессии“».
Без четверти восемь Роджер приехал в управление, где были получены аналогичные радиограммы с одиннадцати судов. Но «Кукабурра» молчала.
Вошел сержант, держа в руке еще две радиограммы. «Риф», стоявший на причале в Гонконге, сообщал, что у них все в порядке. И «Тасманец», плывущий между Бомбеем и Коломбо, прислал тоже утешительную радиограмму.
В половине девятого появился Люк Шоу.
— Не смотри на меня с укоризной, я уже побывал в порту, беседовал с морской полицией, — сказал он. — Они обыскали каждое суденышко, не оставили ни одного возможного укрытия на берегу, а Барринга и след простыл. Не мог же этот негодяй улетучиться? — Пока он говорил, вошел снова сержант. — Что-нибудь от «Кукабурры»?
— Нет. «Адела» в Сайгоне: «На борту все в порядке».
— Сколько всего получено радиограмм? — Четырнадцать.
— Больше половины. Красавчик, что-нибудь слышно от психиатра?
— Я видел его вчера в десять вечера, — ответил Роджер. — Пока все безрезультатно.
— Считает ли он, что в ее голове что-то сокрыто?
— Он допускает это.
— Нам от этого не легче, — помрачнел Шоу. — У него, как и у нас, еще есть суббота и воскресенье для работы. Хорошо, что мы предупредили «Кукабурру». Если бы мы этого не сделали, я бы полетел туда сам.
— Где она сейчас?
— Примерно в двухстах милях севернее Брисбена, — ответил Шоу. — Она должна прибыть во вторник к полудню. Нам остается лишь работать над тем материалом, который у нас есть, навести справки в Гонконге и приготовиться действовать в понедельник утром.
— Мы можем телеграфировать Скотланд-Ярду с тем, чтобы они произвели тщательный обыск в конторе Смита, — сказал Роджер. — Фред Ходжес вплотную займется Ву Хонгом. Итак, с чего начнем?
— Я предлагаю провести субботу и воскресенье у меня дома, — сказал Люк. — По крайней мере, мы сможем сочетать приятное с полезным.
Фифи Шоу была рада приходу Роджера и не знала, куда его усадить. В воскресенье после обеда они выкроили время отправиться на Палм Бич полюбоваться прибоем. С судов продолжали поступать радиограммы, в которых сообщалось, что результаты обыска ни к чему не привели.
В понедельник рано утром они были уже в управлении и нервничали, потому что «Кукабурра» сообщила, что обыск еще не закончен. На столе Люка Шоу скопилась масса бумаг. Большая часть из них — донесения о результатах обыска на судах. Просматривая их, Роджер почти не делал никаких пометок.
Шоу поднял глаза, прижав рукой раскрытую папку с документами.
— Мы допросили двадцать девять старых приятелей Барринга. И все они заявляют, что не видели его лет пять, а то и больше. — Он взглянул на донесение. — Настоящий Бенджамин Лимм подтверждает слова Соломона насчет паспорта. Его допросила полиция в Бруме. Идиот! — Шоу отложил в сторону бумаги и взял новую папку. Роджер увидел, как вытянулось у Шоу лицо.
— А вот это уже весьма странный документ. Роджер торопливо подошел к нему.
— Хороший или плохой?
— Помнишь Персивала Шелдока?
— Страхового агента из Аделаиды, который был убит в Лондонском аэропорту? — спросил Роджер.
— Молодец, — одобрил Шоу и нахмурился, хотя в его глазах светилось возбуждение. — Он оказался другом Мортимера Флэга. Что ты на это скажешь? — Он уселся на край стола. — Неужели эти толстосумы знают больше, чем мы думаем? Как бы ты отнесся к возможности прижать этого жирного Мортимера?
— Можно подумать, что тебе этого не хочется? — спросил Роджер. — Где список членов сиднейского яхт-клуба? — И когда Шоу протянул ему папку, он открыл ее на букве «Ф».
— Я должен быть у верховного комиссара в девять тридцать, и мне нельзя уходить из управления, пока не придут радиограммы со всех судов. Поезжай к Мортимеру Красавчик. А если будут какие-нибудь новости, я позвоню тебе.
— С удовольствием поеду, — сказал мягко Роджер. — Мортимер Флэг примерно ровесник Маркуса Барринга. Ему тоже тридцать девять. Персивалу Шелдону было тридцатъ восемь. Все трое — члены яхт- клуба. И все трое ровесники. Интересно, есть ли еще у них что-либо общее?
Мортимер Флэг сидел у себя в кабинете, большом, светлом и, можно сказать, роскошном. На стене позади письменного стола висел под стеклом большой портрет Раймонда Флэга; по седине можно было определить, что портрет написан недавно.
«Пожалуй, — подумал Роджер, — толстым Мортимера не назовешь, однако в недалеком будущем он наверняка располнеет, если не изменит свой образ жизни».
Волосы Мортимера были тщательно прилизаны, а нежная бледная кожа на лице напоминала женскую: казалось, ему незачем даже бриться.
— Да, я знал Шелдона по клубу. А почему бы и нет? — попытался он съязвить. — Знал я также и Маркуса Барринга.
— Кроме клуба, вы ничем не были с ним связаны? — спросил Роджер.
— Вам могут сказать, что мы вместе играли в карты.
— Надо полагать, вы играли на деньги?
