Я понял, что там гибнут северные воины, поэтому повернулся спиной к схватке с огнем, продолжавшейся на кораблях, крепче нахлобучил на голову шлем и побежал обратно вдоль ручья к ярлу Сигурду. Теперь, когда глаза привыкли к темноте, мне было легче находить дорогу. Я пробежал бы мимо трупа Эрика, но увидел у него на поясе желтовато-бурый боевой рог и наклонился, чтобы его забрать.
Я пробирался между невысокими холмами и видел тусклое зарево над деревней Эльдреда. На самом гребне я остановился, чтобы перевести дыхание, и посмотрел вниз на селение, откуда доносились крики умирающих. Люди Сигурда пробились к южной окраине деревни, выстроились в свинью, обращенную ко мне задом, сомкнули щиты и отбивали атаки англичан. Еще я увидел, как группа людей Эльдреда обходила селение с запада. Они прятались за домами и собирались зайти скандинавам в тыл.
Я не успел бы спуститься по склону и предупредить Сигурда. Через несколько мгновений в спины норвежцев вонзятся мечи. Я схватил боевой рог, откинулся назад, наполнил легкие прохладным предрассветным воздухом и подул что есть силы. Громкий звук, способный разбудить богов, разорвал ночь обещанием приближающегося восхода солнца. Он получился долгим, зычным и глубоким. Из темноты, царящей внизу, в ответ на него послышались радостные крики. Не одни только скандинавы решили, что братья пришли к ним на помощь. Англичане внезапно ослабили свой натиск и отступили, прикрываясь щитами. Я низко пригнулся, чтобы враги меня не увидели, так как в этом случае они поняли бы, что на помощь к норвежцам пришел только один человек, и побежал.
Не успел я добраться до своих, как Флоки Черный обернулся, сверкнув в темноте зубами.
— Англичане обходят с запада, — запыхавшись, сказал я и ткнул рукой в ту сторону, где видел отряд врагов, пытавшихся застигнуть Сигурда врасплох.
— Я их уже заметил, — прошипел Флоки и шагнул в сторону, освобождая для меня место между собой и Брамом.
— Значит, Глум не придет, — проворчал тот, бросив взгляд на рог, зажатый у меня в руке.
— Англичане пытаются сжечь корабли, — сказал я.
Брам крякнул, словно принимая то, что эта битва станет последней. Стрелы втыкались в наши щиты и ударялись о шлемы.
— Наверное, нам пора выбираться из этой навозной кучи, — сказал Свейн Рыжий так, словно мы могли просто развернуться и уйти.
— Что с Эриком? — спросил Улаф, не отрывая взгляда от строя англичан, озаренного факелами и все распухающего в глубину, на расстоянии меньше броска копья. — Говори, парень. Он с Глумом?
— Я очень сожалею, Улаф, — сказал я и почувствовал на себе тяжесть взглядов всех воинов.
Сигурд обернулся и пристально посмотрел на меня, словно стараясь отвлечь мои мысли от гибели Эрика, но Улаф хранил молчание. Затем кормчий шагнул вперед, покинул относительную безопасность сплоченного строя, и направился к англичанам.
— Что, сыновья козлов? — проревел он. — Сопливые свиньи, пожирающие дерьмо! Подходите, ощутите вкус моего меча в ваших брюхах, наполненных блевотиной! Подходите, английские собаки, подходите, и я рассеку своим мечом ваши вонючие мозги!
Рядом с ним встал Сигурд и крикнул:
— У нас старухи сражаются лучше, чем вы, кучи навоза!
Как один, воины клином двинулись вперед, ударяя мечами по щитам. Они поравнялись с Улафом и Сигурдом и оказались на расстоянии плевка от врага.
Я быстро привязал к поясу боевой рог и обеими руками схватил меч. Я дрожал от возбуждения. Внутри все горело.
Англичане, вооруженные хуже скандинавов, похожих на богов войны, должно быть, увидели свою смерть. Она приближалась к ним в оранжевом зареве рассвета, разгорающемся на востоке.
Глава седьмая
Христианские рай и ад должны были бы переполниться душами англичан, вырванных из тел. Черные девы Одина низко склонились бы под тяжестью тел храбрых воинов, жаждущих оказаться в великом Зале павших. Но два пронзительных сигнала английского рожка заставили людей Эльдреда дрогнуть. Они как один отступили назад, оставив на земле убитых.
— Трусы! — крикнул Улаф, все еще пребывающий в объятиях бешеной ярости, с бородой, покрытой пеной белой слюны, и до невозможности широко раскрытыми глазами. — Сукины щенки и трусы! Выходите на бой со мной! Я жду!
Тут строй англичан расступился посредине, открыв узкий проход, откуда вышел человек. Это был сам Эльдред. Его правую руку закрывала окровавленная тряпица, но олдермен оставался твердым и угрюмым.
— Достаточно! — крикнул он, не обращая внимания на Улафа и сверля взглядом Сигурда. — Довольно этого безумия! Мы не животные!
Огромный телохранитель возвышался у него за спиной. Казалось, верзила жаждал сеять смерть, нести отмщение за зло, причиненное его господину, доказать свою доблесть, в которой мог бы усомниться тот, кто видел кровь Эльдреда.
— Сигурд, наша встреча не должна была завершиться так бессмысленно. Есть ли честь в этом кровопролитии?
— У тебя нет чести, англичанин, — возразил ярл и плюнул на землю. — Ты не понимаешь смысла этого слова.
Длинные отвислые усы Эльдреда задрожали, но он кивнул и показал Сигурду открытую ладонь.
— Люди, напавшие на вас в моем зале, будут наказаны, — сказал олдермен. — Как ты сам знаешь, обуздать воинов нелегко. — Он поморщился от боли. — Их сердца подобны горящим головешкам, но головы соображают медленно. Они за все ответят.
Сигурд еще крепче сжал меч и указал окровавленным лезвием на труп англичанина, распростертый у его ног.
— Я сам позаботился об этом, собака! — крикнул он, и Эльдреда снова передернуло.
— Они собрались в зале исключительно из соображений предосторожности, Сигурд, — сказал олдермен. — Беда в том, что ненависть к вашему племени вскармливается у нас с материнским молоком. Затем ее подпитывают наши священники, и она становится еще крепче. — Он обратил взор к небу. — Лично я поражаюсь непостоянству нашего миролюбивого Бога, который призывает нас убивать других людей, пусть и неверующих. — Эльдред погладил светлые усы. — Остается только гадать, сколько тут воли Господа, а сколько — нашей собственной.
Но Сигурд не желал выслушивать рассуждения олдермена. Он поднял изрубленный щит и шагнул вперед. Его движение было наполнено угрозой. Телохранитель Эльдреда двинулся было навстречу ярлу, но господин что-то шепнул ему, и верзила нехотя отступил. Англичане ждали. Они не реагировали на оскорбления норвежцев, но их лица, скрытые в полумраке, были наполнены тревогой и страхом.
— Для меня не имеет значения, язычник, веришь ли ты в то, что я не собирался на тебя нападать, — с вызовом произнес Эльдред, отбросивший дипломатическую вежливость. Худощавое лицо олдермена покрылось глубокими черными складками. — Но ради себя самого и тех, кто называет тебя своим предводителем, не будь глупцом. Мне известны пустые амбиции, которыми заполнены ваши черные сердца. Ваш народ одержим жаждой славы, Сигурд. Она затмевает вам взор, ведет к безумству, смерти и разрушениям ради упоминания в легендах. — Олдермен презрительно усмехнулся, а его люди угрюмо ждали продолжения схватки. — Не сомневайся, Сигурд, вы все до одного сложите голову здесь, на христианской земле. — Он махнул здоровой рукой. — Но смерть не принесет вам той славы, которой вы жаждете.
— Мы принесем ее в Зал бесстрашного скитальца. Отцы узнают нас и выпьют с нами, — откликнулся Сигурд. — За Валгаллу! — взревел он по-норвежски, и его воины подхватили этот крик.
Эльдред медленно покачал головой. В этом спокойном движении было столько внутренней силы, что даже Сигурд, наверное, усомнился в собственных словах. В это мгновение я боялся Эльдреда, поскольку понимал, что он обладал достаточно острым умом и мог подчинять себе людей. Не просто же так ему
