рассечение ткани в подколенной области. Мотоцикл…
— Мне показалось, что я слышала хлопок. И рана довольно неприятная. Почему же вы сразу не сказали?
Она поспешила принести горячей воды, после чего, опустившись на колени, промыла рану и аккуратно перевязала полосками разорванной салфетки.
— Готово! — Покончив с делом, она поднялась. — Будь у меня иголка с ниткой, я зашила бы вам брючину. Но ничего, зашьете, когда вернетесь домой. А теперь вам не помешает чашечка хорошего чая.
— Нет… в самом деле… — запротестовал он. — Я доставил столько хлопот… Вы и так для меня сделали больше чем достаточно.
Но она уже суетилась у металлического электрочайника на прилавке. После пережитого потрясения горячий крепкий чай оказал целебное действие. Девушка присела на стул, наблюдая за незнакомцем с заинтересованным любопытством. И тут же кошка прыгнула к ней и начала мурлыкать. Девушка ласково погладила животное.
— Хорошо, что мы с Чернышом не ушли. В Крэгдоране в это время года не так много народа.
— Как и в любое другое? — слегка улыбнувшись, спросил он.
— Нет, — с серьезным видом возразила она. — Когда начинается сезон рыбалки и охоты, у нас полно посетителей, поэтому отец и держит это заведение. В Ардфиллане у нас пекарня. Если хотите, мы могли бы вас туда подвезти. Он всегда забирает меня в конце недели. — Она на секунду задумалась. — Совсем забыла, у вас же мотоцикл. Он сильно разбит?
— Не очень. Но мне все равно придется оставить его здесь. Если бы можно было погрузить его на уинтонский поезд, было бы здорово. Видите ли, это не моя машина. Хозяин — один парень из больницы.
— Не вижу причин, почему бы Дугалу не пристроить мотоцикл в служебном вагоне в качестве одолжения. Я поговорю с ним в понедельник утром. Но если ваш друг в больнице, ему еще долго не понадобится транспорт.
Позабавившись этим умозаключением, он объяснил:
— Мой друг не пациент. Студент последнего курса медицинского колледжа, как и я.
— Вот, значит, как. — Она рассмеялась. — Знай я об этом раньше, я так не гордилась бы своей перевязкой.
У нее был заразительный смех, естественный, очень приятный. Во всем, что касалось ее, чувствовалась теплота, и не только из-за ее цветовой гаммы — рыжевато-каштановая шевелюра с золотым отливом и мягкие карие глаза, темневшие на светлом, слегка веснушчатом лице, — но и благодаря открытой душе, не чуждой сочувствия. Она была, наверное, года на четыре младше его. Ей никак нельзя дать больше девятнадцати, размышлял он, и хотя ростом она не вышла, ее крепкая маленькая фигурка была ладно скроена, с хорошими пропорциями. В тот день она надела клетчатую юбку, подпоясанную лаковым ремешком, серый короткий жакет домашней вязки, маленькие поношенные коричневые башмаки и небольшую серую шляпку с пером кроншнепа.
Мори вдруг захлестнула благодарность за ее доброту — редкое для него чувство. В то же время она держалась с ним пристойно, именно так — чертовски пристойно. И, позабыв о ноющем колене и о катастрофическом ущербе, причиненном его единственному костюму, он улыбнулся девушке своей привычной открытой, обезоруживающей улыбкой, так часто выручавшей его в трудные времена. Хотя у него был высокий лоб, правильные черты, чистая кожа и густые светло-каштановые вьющиеся волосы, он не отличался особой привлекательностью в общепринятом смысле слова; нижней челюсти не хватало решительности. Но улыбка восполняла все его недостатки, освещая лицо, предлагая дружбу, выражая обещание, заинтересованность, понимание и, если нужно, заботу, а самое главное — излучая искренность.
— Полагаю, вы понимаете, как я благодарен за вашу безмерную доброту? Раз вы практически спасли мне жизнь, смею ли я надеяться, что мы станем друзьями? Меня зовут Мори — Дэвид Мори.
— А я Мэри Дуглас.
Щеки ее слегка порозовели, но она осталась довольна таким искренним проявлением дружелюбия и крепко пожала протянутую руку.
— Ну что ж, — торопливо произнесла она, — если хотите затащить сюда мотоцикл, я заберу Черныша и запру буфет. Отец приедет с минуты на минуту.
И в самом деле, едва они вышли на дорогу, как из-за вершины холма показалась двуколка, запряженная пони. Отец Мэри, которому представили Мори с подробным описанием его несчастья, оказался щуплым, низкорослым человеком с бледным острым лицом, белыми руками и ногтями от въевшейся в них муки и плохими зубами, как у всех представителей его ремесла. Пучок волос, торчавший надолбом, и маленькие, очень яркие карие глазки придавали ему несколько странный, птичий вид.
Он развернул повозку, умело прищелкивая языком, и, бросив искоса на Мори несколько долгих пронзительных взглядов, подвел итог рассказу дочери:
— Лично я толку в этих машинах не нахожу, как можно заметить. Держу Сэмми, нашего пони, для мелких поездок, а вагон с хлебом у меня развозит отличный клейдесдальский тяжеловоз. Но вы еще легко отделались. Мы вас благополучно доставим к восьмичасовому поезду в Ардфиллан. А пока поехали с нами, перекусите немного.
— Я никак не смею долее злоупотреблять вашей добротой.
— Не будьте смешным, — сказала Мэри. — Вы еще не видели остальных Дугласов. И Уолтера, моего жениха. Уверена, он будет рад знакомству. То есть, — вдруг ее осенило, — если ваши родные не будут о вас беспокоиться.
Мори улыбнулся и покачал головой.
— Не будут. Я один.
— И никого из близких? — поинтересовался Дуглас.
— Обоих родителей я потерял, когда был еще совсем маленьким.
— Но родственники-то остались?
— Никого, в ком бы я нуждался… или кто хотел бы меня видеть.
Заметив изумленное выражение на лице пекаря, Мори заулыбался еще шире и пустился в пространные объяснения:
— Я живу один с шестнадцати лет. Но мне все-таки удалось всеми правдами и неправдами отучиться в колледже… Время от времени даже везло получать стипендию.
— Боже мой, — задумчиво пробормотал маленький пекарь с искренним восхищением. — Весьма похвальное достижение.
Услышанное, вероятно, погрузило его в размышления, пока они тряслись по дороге; вскоре, однако, он встрепенулся и начал со всевозрастающим энтузиазмом рассказывать о местных достопримечательностях, многие из которых, уверял он, имели отношение к событиям 1314 года, предшествовавшим битве при Баннокберне.[21]
— Отец — большой знаток шотландской истории, — призналась Мэри, как бы извиняясь. — Мало чего он не знает о Брюсе или Уоллесе,[22] как, впрочем, и об остальных.
Приближаясь к Ардфиллану, Дуглас прибегнул к тормозному башмаку, чтобы пони было легче везти повозку вниз по склону, где раскинулся старый городок на берегу реки Ферт, сияющей в лучах заката сквозь дымку тумана. Они объехали открытую местность и попали в лабиринт тихих окраинных улочек. Вскоре повозка остановилась перед лавкой с поблекшей золоченой вывеской «Джеймс Дуглас, пекарь и кондитер», а ниже, буквами поменьше, было начертано: «Обслуживание свадеб», в третьей строке, совсем мелким шрифтом, шло: «Год основания — 1880». От заведения так и веяло старомодным духом, да и вряд ли оно процветало, так как на витрине был выставлен всего лишь многоярусный муляж свадебного торта между двух стеклянных ваз с сахарным печеньем.
Тем временем пекарь убрал кнут и прокричал:
— Уилли!
Из лавки выскочил смышленый паренек в непомерно длинном фартуке — от подбородка до земли.
