себя и ребенка. Даже если родители возьмутся тебе помогать, все равно часть расходов падет на тебя. Младенцы дорого обходятся! Им нужен медицинский уход и специальное питание. Они каждый месяц вырастают из своей одежды.
И пеленки! — добавила Мики. — Тонны пеленок!
Я знаю! Вы же видели малышей моей сестры. Мы все знаем.
Ты можешь себе это позволить? — спросил Джек. — Я имею в виду не только деньги, но и моральные обязательства, которые ты берешь на себя навсегда.
Я не могу не позволить себе это! — Грэг резко поднялся и нервно прошелся по комнате. — Вы думаете, я смогу жить, зная, что у меня есть сын, не заботясь о нем? В нем же течет моя кровь!
Иногда самое лучшее доказательство любви к ребенку заключается в том, чтобы оставить его! Сына может вырастить какая-либо супружеская пара, у него будет дом, отдельная комната. Оставить — это не всегда плохо!
Но только не для меня! — Грэг стукнул себя кулаком в грудь. — Никто не сможет любить его так, как я! Он мой!
Джек, удовлетворенный, откинулся на спинку стула.
О'кей!
О'кей? — нахмурившись, переспросил Грэг.
О'кей, я убежден, что твое решение тщательно обдумано и прочувствовано. Теперь поговорим о твоих правах. — Он подождал, пока Грэг снова сел. — Дженни и ее родители действуют незаконно. По закону, если ребенок отдается на усыновление, отец должен быть поставлен в известность. Это наводит меня на мысль, что они или подделали твою подпись, или пользовались для усыновления нелегальными каналами. Я предвижу, с какими трудностями тебе придется столкнуться, когда мы скажем ее родителям, что ты берешь на себя ответственность за сына. Они могут так спрятать ребенка, что ты его не найдешь!
Это исключено! Родня Дженни не захочет воспитывать ребенка, в котором течет испанская кровь!
— Ты уверен?
Грэг кивнул.
Джек подался вперед.
Есть хоть какой-нибудь шанс, что она захочет выйти за тебя замуж? Предвидят ли ее родители такую возможность?
Для нее это было забавой и игрой.
Возможно, она потребует право посещения. Может быть, не сейчас, а спустя годы. Что ты об этом думаешь?
— Не захочет! — Он провел руками по волосам. — Я слишком поздно выяснил, что она расистка, как и ее родители!
С годами ее взгляды могут измениться. Многое будет зависеть от того, как сложится ее жизнь. — Джек посмотрел в свои записи. — Ты говоришь, они отрицают, что ребенок твой?
Так сказала ее подружка. Ей можно верить. И я был первым мужчиной в жизни Дженни!
Джек кивнул и встал.
Тогда мне нужны имена, адреса и телефоны людей, которые замешаны в этом деле, — сказал он. — Здесь есть комната, где можно спокойно поговорить?
Моя спальня. Но там нет телефона.
У меня с собой мобильный. — Он положил руку на плечо Грэга. — Сейчас я позвоню. Все будет хорошо! Мы все решим, хотя не так быстро, как тебе бы хотелось. А потом у нас с тобой будет серьезный разговор о контроле деторождения!
Дженни сказала мне, что она предохранялась, — смущенно произнес Грэг.
Ответственность должна быть обоюдной! — Джек крепко сжал плечо юноши.
Мики наблюдала за развитием этой истории. Джек добился приостановки процесса усыновления и помешал приемным родителям забрать ребенка из больницы. Она восхищалась его умом, квалификацией и преданностью правосудию. Он знал, что если дело дойдет до суда, то ребенка отдадут под опеку, а он настаивал, что связь между отцом и сыном должна начаться сейчас, а не после месяца чьей-либо опеки. Они с Грэгом встретились с родителями Дженни и их адвокатом и проговорили до двух часов ночи, выясняя детали.
Не поднимая голоса, не прибегая к угрозам и театральным эффектам, Джек дал им понять, что отцовство Грэга может быть безошибочно установлено с помощью специальных тестов. Он так же намекнул, что, так как семья занималась усыновлением нелегально, передача дела в суд повлечет неминуемую огласку. Одной угрозы публичного разоблачения было достаточно, чтобы они, в конце концов сдались.
Может быть, так вел бы дело любой другой адвокат, думала Мики, но видеть Джека в действии — настоящее открытие! Он полностью владеет собой, спокоен и четок, умеет взывать к человеческим чувствам.
Устала? — спросил он, когда они поздней ночью отъехали от дома Грэга.
Она зевнула.
Ммммм. Но я бы ни на что не променяла этот вечер! Я благодарна Грэгу за то, что смогла увидеть тебя в деле. Ты был неотразим!
Ты еще не все знаешь, — улыбнулся он.
О чем ты?
О небольшом даре для Грэга и его сына от родителей Дженни!
Ты это устроил?
По закону они ему ничего не должны, но сейчас для них главное — замять это дело. Угроза публичного разоблачения пугает их больше всего.
Что-то не понимаю! Если они хотят замять дело, если даже слышать не желают о внуке, почему же они дадут Грэгу деньги? — удивилась Мики.
Потому, что они, в общем-то, неплохие люди. И, держу пари, Дженни захочет принять некоторое участие в жизни ребенка. Теперь, когда они знают, что ребенок будет жить поблизости, ее родители не против заплатить вперед за эту привилегию. Я обсудил это в короткой беседе с их адвокатом. Шансов на успех больше, если он порекомендует им это, а не я.
— Ты думаешь, Грэг с этим смирится?
Он почесал подбородок.
Жаль, что Дженни не было на встрече. Хотелось бы с ней встретиться, чтобы увидеть этих детей вместе, тогда я мог бы просчитать все возможные варианты. Наверняка я знаю только одно: они столкнулись с проблемой, которую не знали, как решить, и поэтому решили ее плохо.
Храни Господь семью Гарсия! Они смогут оказать Грэгу немалую помощь.
Воцарилось молчание. Мики разрывалась между желанием говорить с Джеком, чтобы он не заснул за рулем, и просто смотреть на него. На нее еще никто не производил большего впечатления, чем он в этот вечер. Ее любовь к нему наполняла теплом все ее существо.
Джек бросил взгляд на Мики, она улыбалась ему.
А ты сегодня была поразительно хладнокровна, Тренер!
Мне нечего было предложить.
Нет, в самом деле, твоя самодисциплина меня поразила!
Если честно, я испытывала перед тобой благоговение! Ты был просто неотразим! — Она сбросила туфли и вытянула ноги, упершись пальцами в его колени.
Джек крепко прижал их к себе.
Как ты проведешь оставшуюся жизнь, Джек Стоун? Ты не бросишь свою профессию? Ты же прирожденный адвокат!
Он пощекотал пальцем ее ступню. Она закрыла глаза и застонала от удовольствия.
Да, ты права! Я не смогу бросить свою профессию!
Так в чем же дело? О, Господи, как приятно!
Он начал точно так же поглаживать другую ее ногу.
