коричневорубашечники, и вездесущее гестапо словно не замечали потенциального русского шпиона с еврейскими чертами лица. Всю войну этот божий одуванчик благополучно получал казенный паек. А когда в конце 1944 года англо-американская авиация начала методично сравнивать с землей германские города, профессора вместе с другими ценными научными кадрами отправили в горный пансионат, подальше от бомбежек. Нет, никто целенаправленно не собирался спасать старого чудака. Просто бюрократическая машина с немецкой пунктуальностью выполняла свою работу, раз за разом занося ученого с мировым именем в нужные списки.
Когда в сентябре 1945 года в разговоре с советским армейским журналистом речь зашла о «хрустальной ночи»,[13] реализованной нацистами широкомасштабной программе эвтаназии,[14] концлагерях и прочих преступлениях режима, профессор искренне изумлялся: «Кто бы мог подумать! А я все последние 12 лет писал монографию о прелюбопытнейшей бабочке ранее неизвестного науке вида, присланной мне бывшим студентом из Амазонии»…
В этот же день после разговора с моряком Игорь поднял старые метеосводки за тот день, когда пропал Ту-16. Выяснилось, что погода по всему маршруту самолета-разведчика была хорошая. Машина прошла как минимум в трехстах километрах от эпицентра урагана. Экипаж возглавлял опытнейший пилот, имеющий квалификацию летчика-снайпера, заместитель командира авиадивизии по летной работе.
«Неужели дядя Жора решил меня подставить?» — недоумевал Игорь, размышляя, как ему действовать дальше. Но Скулов сам вызвал лейтенанта к себе в кабинет. Ему оперативно доложили о поездке Нефедова в штаб моряков.
Георгий Иванович без предисловий решил объясниться с будущим затем:
— Да пойми же ты, чудак! — выходя из-за стола и по семейному снимая с себя китель, обратился он к почти что уже родственнику. — Я просто не хотел набивать твою голову ненужными сведениями. Если ты будешь знать все подробности начавшейся большой игры, это не поможет тебе хорошо выполнить свою маленькую, но очень важную роль. Скорее помешает…
Подчеркивая неформальный характер их разговора, этот крепкий мужик с внешностью породистого барина-аристократа пригласил Игоря присесть за маленький гостевой столик и велел секретарше принести им чаю.
Ладно, если ты так этого хочешь, буду с тобой предельно откровенен. Между нами недосказанностей быть не должно. Так вот, дорогой мой зятек, заруби себе на будущее: любая высококлассная операция готовится по жестким армейским принципам. При этом «солдаты», мелкие исполнители, вроде тебя, от которых во многом зависит успех, должны быть, как это ни странно прозвучит, абсолютно безголовыми. Наличие головы у пешки — катастрофа для всего дела. Как только рядового потянуло на размышления — все, пиши пропало! Поэтому прими мой дружеский совет: поменьше задавай вопросов, не относящихся к твоей компетенции. А насчет этого якобы пропавшего самолета, так он никуда не делся. Просто мы посадили экипаж на другой аэродром и временно объявили пропавшим.
— Но зачем? — удивился лейтенант.
Генерал посмотрел на юнца с добродушным снисхождением и пояснил:
— Это часть дезинформационной игры, инсценировка, понимаешь? Вот в Великую Отечественную перед началом большого наступления разведчики всегда пытались подсунуть немцам какую-нибудь «липу», чтобы сбить фашистов с толку, запутать и скрыть истинные сроки и направление готовящегося удара.
Генерал в общих чертах намекнул Нефедову, что у контрразведки есть подозрение, что в ГРУ работает «крот»,[15] поставляющий американцам важную информацию. Для него-то и была разыграна вся эта комбинация.
Игорю стало стыдно, что он вел себя словно истеричная барышня. Он извинился перед Скуловым и заверил его, что постарается хорошо выполнить свою миссию во время завтрашнего полета.
Глава 5
Вторник Игорь провел с отцом. Они еще в начале прошлой недели договорились о встрече.
Когда мотоциклист лихо подкатил к родительской даче, невысокий, коренастый мужчина в старенькой авиационной фуражке чинил крышу сарая. При появлении гостя отец не спеша закончил прибивать очередную планку в рубероид. Вытер руки тряпкой. После чего приветственно помахал сыну.
Двухколесное приобретение Игоря Нефедов-старший разглядывал оценивающим взглядом знатока. Попыхивая трубкой, неспешно обошел «Иж». Скользнул ироничным взглядом по пижонской бахроме, украшающей сиденье. Хмыкнул на яркую переводную картинку на бензобаке: «Тактический знак». Затем с разрешения сына пятидесятилетний мужчина оседлал «стального коня», повернул ключ зажигания, несколько раз покачался на сиденье, пробуя рессоры. И вдруг сразу дал полный газ, с места подняв мотоцикл на дыбы. Распугивая соседских гусей и подпрыгивая на ухабах, лихой ездок понесся вдоль по улице, словно гонщик на трассе мотокросса. Через несколько секунд он скрылся из виду. Рев мотоциклетного мотора затихал где-то за деревенской околицей. Отца не было минут двадцать.
— Ничего аппарат… Годится, — вернувшись весь в пыли, дал свое заключение бывалый ас. — Движок вот только слабоват. У меня в Германии в 45-м трофейный бээмвэшный Zundapp был. Не машина — арабский жеребец!
По дороге к дому отец делился с сыном небогатыми новостями. Сдержанно похвалился, что поставил новую теплицу. Описал свою недавнюю поездку в райком. Почему-то местные жители уполномочили именно отца, а не свою поселковую власть добиваться от районного начальства, чтобы от расположенного в пятнадцати километрах шоссе к их поселку протянули нормальную дорогу, а то во время затяжных осенних дождей и ранней весной сюда можно было добраться лишь на вездеходе.
Впрочем, пенсионер сам был рад любому хлопотному поручению. После отставки его неугомонная натура скучала без настоящего дела.
— Ты бы хоть мемуары, бать, что ли, попробовал писать, — полушутя предложил однажды сын. — С твоей-то биографией книга может получиться поинтересней любого авантюрного романа.
— Мои мемуары здесь никому не нужны, — сердито буркнул отец. — Лакировать жизнь я не хочу, а правду ни один цензор не пропустит. Скажи мне начистоту: можешь ты представить в витрине магазина военной книги на Ленинском проспекте книгу под названием «Воспоминания летчика-штрафника»? Вот в Германии за такую рукопись мне бы действительно неплохо заплатили и издали бы ее хорошим тиражом. Но у меня к немцам после войны такое отношение, что мне их марки не нужны.
На том тему мемуаров закрыли раз и навсегда. Между тем, чтобы не свихнуться с тоски, Нефедов- старший постоянно придумывал себе заботы: то на окна навесит причудливые наличники, а потом еще украсит узорной резьбой летнюю веранду и забор, да вдобавок распишет свои поделки цветными красками, превратив дом в сказочный терем. То для местной поселковой детворы, чтобы поменьше сигаретами и самогоном интересовалась, придумает кружок авиамоделизма.
Три года назад от скуки Нефедов-старший занялся цветоводством и в итоге так преуспел, что за семенами к нему приезжали даже из Крыма. Но все эти дела служили отставнику лишь временной отдушиной, отвлечением от мрачных мыслей.
Впрочем, хотя он давно не ждал от будущего ничего хорошего, раскисать себе не позволял. Сказывалась армейская закалка. Всю жизнь этот крутой мужик терпеть не мог нытиков и сам не любил распускать сопли. Каждое утро начинал с серьезной зарядки: летом пятикилометровая пробежка в одних трусах до окрестного лесного озера и обратно. Зимой — лыжный кросс, потом работа с пудовыми гирями во дворе. Обязательно в конце тренировки купание в озере, зимой — в проруби или обливание из ведра у колодца. В итоге Борис Нефедов выглядел лет на двадцать моложе своего возраста. На него до сих пор заглядывались молодые женщины. Почему-то бабы были уверены, что этот крепкий мужик с энергичным и даже зимой загорелым лицом и шрамом над правой бровью, который делал его похожим на пирата, невероятный еб…рь. Именно из-за этих слухов, которые, возможно, имели под собой основание, мать и ушла от отца.
