хотите, чтобы мы заботились о родственниках осужденных преступников?
Оскорбленная женщина просто не верила своим ушам. За что ее так? Ведь она никогда ничего и ни у кого не просила.
Светлана не догадывалась, что и квартиру и пенсию пробил для нее командир эскадрильи, в которой летал ее Георгий и где во время войны она работала официанткой в летной столовой. Борис не забыл про обещание, которое дал на могиле погибшего товарища: всегда заботиться о Свете и ее ребенке. И как только появилась возможность, Нефедов сделал все, чтобы помочь подруге фронтового товарища.
Правда, ему пришлось ради благой цели обмануть Полубоярова, который «сидел» у Сталина-младшего на хозяйстве. Тыловик тоже входил в ближайшее окружение командующего. Сталин прокручивал с его помощью какие-то теневые финансовые операции. Но даже главный хозяйственник не имел такого «доступа к телу», как ходивший одно время в лучших друзьях у Сталина «Анархист». В свите молодого генерала все знали, что, приблизив к себе знаменитого аса, «наследный принц» доверяет ему самые сокровенные секреты. Вот этот-то свой статус личного исповедника высокой персоны Нефедов и использовал, чтобы материально поддержать перебивающуюся случайными заработками женщину и вытащить ее из барака, где она с ребенком ютилась в одной крохотной комнатушке с престарелыми родителями и семьей сестры.
Как-то Борис намекнул Полубоярову, что хорошо бы помочь одной бабенке, которая воспитывает незаконнорожденного сына их общего шефа. Тыловик тут же дал команду начальнику квартирно- эксплуатационного управления округа выделить квартиру «бывшей любовнице» Василия в только что сданном строителями новом доме. Оперативно решился вопрос с пенсией и работой для нее. Правда, некоторое время спустя «афера» Нефедова вскрылась. Но пока Борис ходил в личных друзьях командующего, тыловик предпочитал с ним не ссориться. Но стоило фавориту пасть, как Светлана тоже мгновенно лишилась всего…
Борис сидел за столом вместе со взрослыми обитателями дома, а вокруг носились стайкой ребятишки. Праздничный ужин в честь дорогого гостя состоял из винегрета на постном масле. На десерт — чай с сахарином и черствые баранки, об которые можно было зубы сломать. Если бы не продукты, принесенные Нефедовым, нормально отметить встречу старых фронтовых товарищей было бы просто нечем.
Слушая рассказ жены друга, он ломал голову над тем, как помочь ей. Ведь теперь без пенсии Светлане будет значительно труднее сводить концы с концами.
В конце концов, Борис достал из внутреннего кармана и положил на стол сберегательную книжку. Это была последняя его заначка. Весь прошлый год он откладывал на книжку часть зарплаты с прицелом обустроить их новую с Ольгой квартиру, которую ему с первого дня назначения на инспекторскую должность обещал Василий Сталин. «Вот вернется жена с сыном, — мечтал Нефедов, — переедем из общаги в собственное гнездышко и заживем душа в душу». Но после ареста Ольги все потеряло смысл. Не имеющей работы жене погибшего товарища эти деньги были сейчас нужнее. Борис также снял с запястья и положил на стол часы, которые так хотел заполучить жадный водитель грузовика…
Игнат Никитич Полубояров любил рассказывать, каким геройским летчиком он был во время войны. На самом деле еще в запасном полку его списали по какой-то болезни с летной работы и назначили на хозяйственную должность. Но Игнат Никитич на судьбу не обижался. Каким он мог стать летчиком — это еще вопрос. Да и как долго бы продлилась фронтовая служба едва умеющего взлетать и садиться выпускника ускоренных летных курсов, имевшего за плечами семь часов налета на штурмовике? Дело было в начале 1942 года, когда обескровленные авиаполки отправлялись на переформирование, едва успев прибыть на фронт; а пилотов Ил-2 в армии за глаза называли «наши камикадзе», ибо мало кому из них удавалось сделать более трех боевых вылетов. Из ребят его курсантской роты до победы не дожил никто.
Игната же судьба уберегла и вывела на столбовую дорожку к успеху. Попал лейтенантик служить не куда-то, а в БАО[28]8-й воздушной армии, которой оперативно подчинялась 1-я особая авиагруппа под командованием Василия Сталина. Полковник с громкой фамилией не погнушался свести знакомство с чем-то приглянувшимся ему простым лейтенантом-снабженцем. Хотя в особом блате сын вождя не нуждался, ибо ему и так у хозяйственников ни в чем отказу не было. Кроме того, обычно Василий легко забывал прежних знакомых, но этого молодого лейтенанта из БАО он запомнил и взял на заметку. Полубояров обладал талантом быть всегда нужным тем, кого выбирал в покровители. Когда Василий получил 32-й гвардейский истребительный авиаполк, он взял к себе толкового хозяйственника. Так они и шли дальше вместе. Молодой орел взлетал все выше и выше, а с ним делал карьеру и Игнат.
Но даже став генералом, Полубояров не избавился от комплекса несостоявшегося летчика. Речь тыловика изобиловала словечками из арсенала профессиональных воздушных бойцов. При каждом удобном случае страдающему одышкой пассажиру персональной «Победы» нравилось поучительно показать на пальцах какому-нибудь «коллеге» из строевой части, как именно он предпочитал «срезать угол» пытающемуся удрать «Мессершмиту», чтобы потом «врезать» ему в борт из всех огневых точек. Увлекшись рассказом, красномордый подагрик забывал про панскую хворобу, развившуюся у него на почве патологического чревоугодия и прочих излишеств.
На этой-то слабости Борис и поймал «аса». Они случайно столкнулись на следующий день после разговора Нефедова со Светланой. Борис заехал к знакомым летчикам в Кубинку. В это самое время здесь с инспекцией находился заместитель командующего по тылу. Завидев издали «бегущего на охотника зверя», «Анархист» решил, что раз сама судьба посылает к нему в руки Светланиного обидчика, то пусть «да свершится возмездие!».
Коварный летун притворился, будто не держит никакой обиды на тыловика. Они пожали друг другу руки. Лоснящийся благополучием энергичный сибарит будто сошел с полотна старофламандского живописца. Он уже посетил генеральскую комнату в офицерской столовой и находился в том приятном сыто-пьяном состоянии, когда особенно тянет поговорить о себе любимом. Борис с почтительным видом выслушал рассказ Полубоярова, как зимой 1943 года он торпедировал немецкую субмарину в Баренцевом море. Хотя некоторые присутствующие летчики едва сдерживали улыбки, слушая враля, который прошлый раз был истребителем, сегодня торпедоносцем, а при следующей встрече на серьезном глазу поведает, что это он разбомбил рейхсканцелярию накануне капитуляции Рейха.
Поймать на честолюбии «веселого кавалера» было проще простого: достаточно было предложить ему вместе слетать в пилотажную зону на «спарке».[29]
Правда, генерал только что обильно пообедал под коньячок и чувствовал себя не слишком готовым к предложенной «увеселительной поездке». Но с другой стороны, ему было очень лестно воспользоваться предложением самого «Анархиста», чтобы потом козырять этим фактом из собственной биографии.
Несмотря на то что Нефедова сняли с должности, его фамилия продолжала стоять в списке на плановые полеты. Как действующий летчик, он обязан был регулярно поддерживать профессиональную форму.
Командир полка что-то заподозрил и попытался отговорить высокопоставленного интенданта от полета, но Игнат Никитич так грозно на него взглянул, что последнее препятствие мгновенно самоустранилось.
Правда, по дороге к самолету Полубояров осторожно уточнил, по какой программе пройдет полет. Летчик развеял его опасения, заверив, что «крутить» пилотаж он не собирается, ибо после недавних корейских «каруселей» надо дать собственному организму восстановиться.
— Меня уже мутит от одного вида самолетов. Я бы с удовольствием лежал сейчас дома на диване, — доверительно пояснил Нефедов. — Но вы же сами знаете, Игнат Никитич: чтобы получить положенную «реактивную» надбавку к зарплате, надо «выбрать» всю месячную норму полетов.
— Это верно, — авторитетно подтвердил кабинетный авиатор. — В моем департаменте каждая копеечка на строгом учете.
В генерале было пудов восемь чистого веса. Взгромоздиться в кабину двухместного МиГа ему удалось лишь с посторонней помощью.
— Эх, и прокачу я вас, Игнат Никитич! — азартно пообещал Нефедов, запуская двигатель. — Всю жизнь помнить будете.
— Сделай милость, — благодушно отвечал генерал, ерзая привычной к мягким креслам и диванам
