взбунтовавшиеся против своего дирижера оркестранты. Странный тик, вызванный поражением лицевого нерва, перетягивал искалеченную пулей часть лица в здоровую сторону, и тогда Борис видел перед собой коварную мефистофельскую кривую ухмылку, которая словно отражала истинный лик живущей в этом теле черной души. Затем неподконтрольные человеческой воле черты самопроизвольно складывались в злобную маску. Так и не привыкшему к собственному уродству, бывшему красавцу мужчине хотелось заслониться руками, чтобы не выглядеть в чужих глазах жутким клоуном. Но вместо этого он растерянно пытался «спасти лицо» перед собеседником, пощипывая подергивающиеся щеки и подтягивая пальцами уползающие набок губы в нужном направлении. При этом Артур ни на секунду не умолкал:
— Клянусь! Я бы и рад освободить ее, но это не в моих силах. Скажи спасибо своему приятелю- генералу. Ты Ваське доверяешь, а это он распорядился упрятать Ольгу бессрочно в каменный мешок, чтобы держать тебя на коротком поводке.
Тюхис торопливо поведал Нефедову, что это Василий Сталин напрямую вышел на начальника тюрьмы и потребовал, чтобы Ольгу держали в заключении.
— Врешь! — не поверил Борис. — Василий Ольгу! Врешь! Врешь ты!
Это был словно удар кинжалом в спину. Конечно, Борис никогда не испытывал иллюзий в отношении Василия, но все-таки верил в то, что летчик летчика не предаст, тем более Сталин-младший был обязан Нефедову жизнью.
— Да я своими глазами видел директиву за подписью твоего шефа, — заявил Тюхис и процитировал по памяти: — «В интересах имеющей важное оборонное значение операции „Восточный клинок“ считаю целесообразным и прошу продлить на неопределенный срок вплоть до моих последующих распоряжений тюремное заключение в следственном изоляторе гражданки Нефедовой О. Ф… Подпись: Василий Сталин». — Сам понимаешь, — пояснил Тюхис, — сын вождя — сам вождь и может все.
Артур старательно тянул в сочувствующей улыбке неслушающийся уродливый рот.
— А как же закон?! — Борис сам чувствовал наивную глупость своего вопроса и все-таки непонимающе воскликнул: — Но на каком основании ее держат в тюрьме?!
— Эх, был бы человек, а дело ему подошьют, — сокрушенно вздохнул Тюхис, словно никогда не работал в учреждении, эти самые дела фабрикующем. — Формально она проходит как причастная к группе сотрудников французской редакции журнала «Советский Союз», обвиняемых по 58-й статье в антисоветской агитации и связях с французской разведкой.
— Но ведь она только недавно устроилась туда!
— А это неважно. Достаточно, что она там вообще работает.
Нефедов встал. От этого разговора больше не было толку. Теперь путь его лежал в Корею. В запасе у него оставалось всего семь дней, чтобы добыть для Василия Сталина «Сейбр» и в оплату потребовать у шефа свободу для Ольги и себя. Нефедов взглянул в перекошенное лицо Тюхиса.
— Учти, головой отвечаешь за Ольгу до моего возвращения. Если с ней что-то случится, то уважаемый академик и видный селекционер с твоих фоток из тебя самого новый вид овоща выведет — по мичуринской системе.
Глава 10
Самолет Бориса Нефедова подбили, когда он пытался спасти молодого неопытного летчика. В кабине «Яка» раздался оглушительный хлопок. Перед глазами Бориса разлетелся сноп искр. На какую-то долю секунды он потерял сознание, а когда очнулся, понял, что падает. Никак не удавалось вывести беспорядочно кувыркающийся самолет из штопора. Прыгать нельзя — внизу немцы!
Из-под приборной доски на лицо пилота брызгало горячее масло из поврежденного маслорадиатора. Осколки разбитых летных очков впились в кожу. Кровь, смешиваясь с маслом, бурой обжигающей жижей заливала правый глаз.
Вдобавок из-под капота двигателя стали выбиваться языки пламени. Огонь быстро подбирался к кабине. Борис прекрасно знал, что фанерные самолеты сгорают за считаные минуты…
Когда до земли оставалось примерно метров триста, он предпринял последнюю отчаянную попытку спастись — снова отжал ручку управления на вывод и одновременно несколько раз двинул до отказа и обратно рычаг сектора газа.
И о, восторг! Машина словно нехотя отозвалась на приказы человека. Гибельное вращение начало замедляться. «Як» медленно, страшно медленно, поднимал свой нос. Через пробоины в фонаре быстро вытягивало заполнивший кабину удушливый дым…
Выровнять истребитель удалось уже над самой землей. Борис глянул на приборы — высота всего сто метров!
Теперь необходимо восстановить ориентировку и взять курс на родной аэродром. Зажав коленями ручку управления, Борис рукавом вытер кровь и масло с лица, достал из-за голенища сапога карту, нашел знакомый ориентир, взял азимут. Теперь, когда направление к дому ясно, главное до него дотопать.
А между тем длинные языки пламени уже лижут плексигласовый фонарь кабины. Но пока не перетянул линию фронта, остается потихоньку поджариваться. Впрочем, его не собирались оставлять в покое…
Неприятельские истребители рассчитывали добить вышедшего из боя русского, который, как раненый зверь, оставляющий на снегу кровавые следы, волок за собой длинный шлейф черного дыма. И все же Нефедову удалось оторваться от них в облаках.
Когда преследователи отстали, летчик подбитого «Яка» сделал горку. Последующим глубоким скольжением ему удалось немного сбить пламя. Возможно, теперь удастся привести машину домой.
Но у самой линии фронта пожар охватил кабину. Вокруг огонь и дым. А ведь с момента повреждения самолета прошло чуть более десяти минут. Пламя все больней хватало за лицо. Борис инстинктивно закрывался от него, и оранжевые языки начинали лизать его руку. Горели крылья, хвостовая часть фюзеляжа. Бьющий из-под капота факел, резвясь и издавая довольный гул, быстро доедал фанерную основу самолета. В любую секунду истребитель мог вспыхнуть полностью и огромным костром обвалиться вниз…
Борис выключил двигатель, притянул ремнями себя потуже к креслу. Хорошо еще, что ветер был попутным, а то бы «Як» плюхнулся прямо на немецкие окопы. Истребитель проскочил над головами сидящих в траншее гитлеровских пехотинцев так низко, что, будь у него выпущены шасси, колесами бы проехался по каскам некоторых солдат.
Приземлившись «на брюхо», «Як» поднял столб земли и пыли. Самолет потащило по изрытой воронками нейтральной полосе к подбитому немецкому танку. Столкновение обещало быть предельно жестким. Но тут, угодив носом в какую-то яму, ястребок встал вертикально и перевернулся. Борис оказался висящим вниз головой на привязных ремнях. Заело чертов замок и никак не удавалось освободиться от ремней. Потрескивала горящая фанера, из-за дыма ничего не было видно; от запаха гари кружилась голова; откуда-то сверху на щеки и шею Нефедову капала обжигающая жидкость.
Вдобавок ко всему опомнившиеся немцы начали закидывать упавший истребитель минами и бить по нему из пулемета. «Вот так фокстрот! — с досадой подумал Борис. — Меня, летчика, на земле убивают!» Достав пистолет, он начал стрелять в остекление фонаря, чтобы наделать в нем побольше дырок, куда мог бы выходить скопившийся в кабине дым, а заодно в надежде, что выстрелы услышат свои. И вскоре Нефедов действительно разобрал сквозь треск и гул пожара чей-то голос:
— Эй, летчик, ты жив?
— Пока еще да! — радостно крикнул Борис. — Братцы, скорее выручайте! Из ремней не могу освободиться.
— Ух, как горишь! — ответили ему снаружи. — Сейчас подмогнем.
На выручку Нефедову подоспели разведчики держащего оборону на этом участке фронта пехотного батальона.
Штыками и прикладами они отломали кусок обшивки борта, разрезали привязные ремни и за руки
