ЛОНДОН 1968
Был золотисто-солнечный июньский день, словно предназначенный для романтиков, поэтов и туристов с фотоаппаратами. Две юные девушки в мини юбках и туфлях на толстой подошве ждали своей очереди у дверей студенческого офиса на территории американского посольства. Они непринужденно болтали и были почти одинаково одеты, их можно было принять за подруг детства, но, на самом деле, американки только что встретились. Обе впервые путешествовали за границей, записались на летние курсы в Лондоне и нуждались в жилье.
Мона Девидсон из Нью-Йоркского Бруклина собиралась брать уроки актерского мастерства в Королевской Академии Драматических Искусств. Эми Энн Дин из города Провиденс, штат Род-Айленд, была помешана на спец. семинаре по истории архитектуры.
В качестве социальной услуги для тысяч студентов, приезжающих в Великобританию каждое лето, посольство находило лондонцев, готовых на два-три месяца принять в своем доме американцев. Во-первых, это был жест доброй воли по отношению к молодежи дружественной страны, а во-вторых, что не менее существенно, позволяло получить кое-какие деньги. Сотрудники конторы по размещению студентов относились к работе со всей серьезностью, но, естественно, не могли нести ответственность за то, что могло произойти. Если вы достаточно взрослы для учебы за границей, значит, должны позаботиться о себе сами.
Когда Мона предложила Эми последнюю пластинку жевательной резинки, а Эми поделилась песочным печеньем, выбор был сделан. Они поселятся в одной комнате и проведут лето вместе. Девушки ударили по рукам и поздравили друг друга, когда пришло известие из Калифорнии. Бобби Кеннеди мертв. После восемнадцати часов агонии, слухов и предположений, он, в конце концов, скончался от пули наемного убийцы.
Обе американки заплакали навзрыд и обнялись, соединенные общим горем.
– Я не вынесу этого! – стонала Мона.
– Я тоже! Я уже нанялась на работу, а ты? Мона была озадачена.
– Нанялась?
– На время избирательной компании, глупая! Я договорилась о работе в его команде по подготовке к выборам, начиная с сентября!
Глаза Моны сузились.
– Эй, только не говори мне, что ты республиканка! – она издала мерзкий смешок. – Меня сейчас стошнит.
Эми съежилась от страстности обвинения.
– Кто, я? Ну, черт, я…
Мона нос к носу приблизилась к своей дрожавшей компаньонке.
– Ты имеешь ввиду, что не собиралась голосовать за Бобби на президентских выборах?
– Ну… понимаешь ли… я…, – Эми словно проглотила язык.
– Забудь! – Мона отвернулась, давая ей отставку, – найди себе другую соседку!
– Пожалуйста, Мона…
– Забудь, я сказала! Америка – свободная страна. Голосуй, за кого хочешь.
– Я не могла бы голосовать за Бобби, даже если бы и хотела… и, поверь, я хотела, честно. Я не могу голосовать ни за кого.
– Хочешь сказать, ты слишком глупа, чтобы зарегистрироваться?
– Мне восемнадцать исполнится только в декабре! – Эми собралась с духом и положила руку на плечо Моны. – О'кей?
В порыве раскаяния Мона повернулась и снова обняла подругу.
– Извини, пожалуйста.
Она сама только в апреле стала совершеннолетней. Мона достала из сумки пачку бумажных салфеток.
– Вытри глаза, а то потечет тушь.
– Я не пользуюсь тушью.
Мона решила разрядить обстановку и перешла на поддразнивающий задиристый тон.
– Хочешь сказать, это натуральные ресницы?
– Ну, да…
– Двойные ресницы, как у Элизабет Тейлор?
Эми никогда не думала о своих ресницах в таком плане.
– Я бы убила, чтобы иметь такие!
Эми понимала, что ее дразнят, но была абсолютно неспособна ответить в том же духе.
– Знаешь, сколько времени занимает у меня намазывание туши? Часы. Несколько часов, говорю тебе. А иногда я нечаянно размазываю, и приходится начинать все сначала. А у тебя натуральные? Как ты посмела так подкосить меня? Разве я тебе не подруга?
Эми только и смогла выдавить:
