сказать, но тут в библиотеку вошел Фрэнк, и тему пришлось срочно переменить.
Когда они все вместе пили чай, Сильвия спросила:
– Мистер Роско, а вы играете в бильярд?
– Когда-то, еще до войны, играл, леди Чаттертон. У себя дома. Но это было так давно… Только пару раз в Риме, когда мне дали отпуск после госпиталя.
– Давайте сыграем партию после чая, – тут же предложила Джулиет. – Заодно потренируетесь.
– Огромное спасибо. Если вы согласны терпеть мою неуклюжесть, я с удовольствием, – сказал Фрэнк, но тут же вопрошающе посмотрел на сэра Роланда: – Я вам еще буду нужен?
– Признаться, у меня что-то нет настроения, пожалуй, на сегодня хватит. Завтра утром мне нужно просмотреть, что мы сделали. Но вы вполне можете перепечатать этот кусок и после обеда.
Они сыграли три партии. Фрэнк играл с огромным удовольствием, да и Джулиет отнюдь не скучала. Фрэнк часто мазал, но по отдельным ударам было видно, что когда-то он был виртуозом. Сама Джулиет играла средне, но стабильно, что и позволило ей обыграть Фрэнка во всех трех партиях.
– Сразу видно, что вы мастер, – сказала Джулиет, когда кии были отложены в сторону. – Немного практики, и опять войдете в форму.
В течение недели они сыграли еще несколько партий, и накануне выходных Фрэнк уже обрел былую удаль.
В субботу приехали гости – поиграть в бридж. Джулиет пригласила и Фрэнка. Играл он довольно обыкновенно, но, в общем, недурно.
Чем больше они общались – то за карточным столом, то за бильярдным, то просто разговаривали, – тем сильнее он ее заинтриговывал. Джулиет возомнила, что вот он, настоящий мужчина, закаленный невзгодами и тяготами жизни. Сильный, целеустремленный. Она была уверена, что он сумеет добиться многого, хотя судьба почти не дала ему никаких шансов. Чем больше она обнаруживала в нем талантов, не свойственных ей самой, тем сильнее им восхищалась.
Держался он с ней тоже превосходно. В меру почтительно, в меру фамильярно. Был ненавязчиво галантным, всегда внимательно ее выслушивал, но не просто из вежливости, его действительно интересовало ее мнение. Они вес больше времени проводили вместе, и ни разу – ни единого намека на большее, чем просто хорошие приятельские отношения. Джулиет была страшно рада, что он появился в их доме.
Сама она все свои двадцать шесть лет провела, можно сказать, в полном благополучии. По-настоящему серьезное испытание жизнь посылала ей дважды. В двенадцать лет она лишилась матери, а потом, как уже было упомянуто, погиб в автокатастрофе ее брат. Впрочем, следовало бы назвать и третье испытание. Но это несчастье уже совсем другого рода, вполне житейское и обыденное.
Чуть ли не с самого детства она мечтала стать актрисой. Отец был категорически против, он твердил ей, что у актрис каторжная жизнь, что по-настоящему известными и успешными становятся очень немногие. Но ей все равно хитростью удалось добиться своего. Когда ей исполнился двадцать один год, сэр Роланд опрометчиво спросил, что бы она больше всего хотела получить в подарок. «Помоги мне попасть на сцену», вот что он услышал. Его непредсказуемая дочь загнала его в угол, как когда-то библейская Саломея своего отчима Ирода.[3] Но сэр Роланд обещания привык выполнять, и поэтому помог ей получить актерское образование и попасть на прослушивание. Результаты были плачевны. Ее прослушивали четыре антрепренера, но ни один не захотел заключить с ней контракт.
Горько во всем разочаровавшись, она вернулась в поместье, но, будучи неисправимой мечтательницей, втайне надеялась, что все еще изменится, и она найдет свое место в жизни. Может быть, появление нового секретаря каким-то образом приблизит счастливые перемены? Друг, который понимает тебя с полуслова, – как это было бы здорово. Да еще такой красивый и талантливый.
И однажды между ними состоялся один знаменательный разговор, после которого Джулиет еще больше стала ценить Фрэнка. Во время ленча речь зашла о развалинах замка, расположенного поблизости. Сэр Роланд не очень хорошо себя чувствовал, поэтому Фрэнк решил воспользоваться свободным временем и сходить на экскурсию. Он попросил Джулиет показать кое-какие уголки этой крепости, которые только что обсуждались. По дороге она вскользь упомянула какой-то спектакль, и Фрэнк спросил, любит ли она театр.
– Люблю ли я театр? Да я его обожаю! А вот он меня… Но это очень грустная тема, – она вздохнула, а потом вдруг взяла и рассказала Фрэнку о своих неудачах. Все-все.
Он сочувственно помычал:
– Ммм… действительно не повезло. Уж я-то хорошо представляю, каково это. Когда тебя не принимают в одном месте, в другом, в третьем… Конечно, вы искали работу не ради хлеба насущного, но все равно… для вас это было крайне важно. Попасть в труппу.
– Как приятно, когда тебя понимают. Спасибо вам. А мои друзья надо мной посмеиваются, считают, что мое стремление попасть на сцену – это блажь. Они говорят, что я наверняка получу от отца столько денег, что мне работать вообще незачем, тем более актрисой. Вы первый, кто мне посочувствовал.
– В этом нет ничего странного, – заметил Фрэнк, – я тоже люблю театр. Правда, я никогда не учился. Участвовал в молодости в любительских спектаклях. Но мне хотелось бы заняться чем-то в таком роде… Если честно, я хотел бы написать пьесу.
– О-о! – выдохнула она. – Я тоже когда-то собиралась. Но я не знаю, как к ней подступиться. А вы… вы уже пытались?
Он покачал головой.
– Нет, только мечтал. Но кто из нас не мечтал о чем-то подобном… Людям часто хочется заниматься тем, чем они никогда не смогут. Поэтому свои прожекты я воспринимал как некие неосуществимые курьезы. На них просто не было времени. Это самое главное.
– Я тоже не воспринимала эти свои выдумки всерьез, правда, в отличие от вас, у меня свободного времени полным-полно. А у вас был какой-то конкретный сюжет?
– Нет. Правда, возникла одна идея, которую можно было бы развить. Но я не пробовал.
