нужное место. — «О Господи, только не это», — подумала Мэдди, а бабка тем временем продолжала: — Я и сама побывала в твоей шкуре. Ты сделаешь вот что…
— Дедушка не трогал тебя даже пальцем, — перебила ее Мэдди, забыв о приличиях. — Я не верю. Тебе должно быть стыдно…
—
Мэдди невольно отпрянула.
— Я думала, дедушка и был твоим первым мужем, — сказала она.
— Нет. — Бабка откинулась на подушки и произнесла уже спокойно: — Моим первым мужем был этот никчемный тупица, Бак Флетчер.
Мэдди с трудом сдержалась, чтобы не улыбнуться.
— Значит, ты была замужем за человеком по имени Бак?
— Брент ничуть не лучше, — парировала Люсиль. — Что за болван выдумал такое имечко?
«Не позволяй ей завестись», — напомнила себе Мэдди и заговорила о другом:
— Трудно представить, что ты была замужем еще до дедушки. Почему никто мне об этом не сказал?
Бабка пожала плечами.
— Он умер прежде, чем ты родилась. И, честно говоря, я не слишком убивалась. — Люсиль снова хихикнула и тут же пригвоздила Мэдди взглядом. — Запомни, деточка, следы побоев гримом не скроешь.
— Спасибо за совет, бабуля, — ответила Мэдди. Ее очень заинтересовал этот загадочный первый муж по имени Бак, но заставить бабку рассказывать о нем означало бы напомнить ей об унижении и побоях, а делать этого ни в коем случае не следовало. — Я принесла тебе конфеты, — сказала она и, наклонившись вперед, чтобы открыть сумку, выставила напоказ ожерелье с красными стекляшками.
— Спасибо, — рассеянно отозвалась бабка, протягивая сморщенную руку и хватая золотистую коробочку, которую Мэдди выудила из сумки. — «Эстер Прайс». Отменные шоколадки. — Она сорвала красную ленточку с коробки, наполненной шоколадными фигурками, и заметила: — Коробочка-то маленькая.
— В следующее воскресенье я принесу тебе другую, — пообещала Мэдди. — Я всегда приношу тебе сласти.
— Ты добрая девочка, Мэдди, — сказала Люсиль и впилась зубами в шоколадную черепашку, лежавшую сверху. Это была еще одна отвратительная привычка бабки — первым делом она всегда разгрызала черепашку и выплевывала орешки. Стоило Мэдди вспомнить об этом, и мимо ее уха просвистел первый орех. — Отменная шоколадка, — повторила Люсиль и впилась взглядом в ожерелье. — Славная вещица, — сказала она.
— Какая? Эта? — Мэдди приподняла цепочку со стекляшками. — Это реликвия семьи Брента, — с напускной гордостью сообщила она. — Одно из самых любимых моих украшений, я…
— Мне осталось жить очень недолго, — слабым голосом произнесла бабка, бессильно опускаясь на подушки и держа в одной руке коробку, а в другой — истерзанную черепашку. — Я очень стара.
«Да уж», — хотела сказать Мэдди, но лишь кивнула, всем своим видом выражая сочувствие.
— Ты совсем не выглядишь старой, — солгала она. — Ты выглядишь даже лучше меня.
При нынешнем состоянии ее подбитого глаза эти слова были недалеки от истины. Бабка фыркнула.
— Я могу умереть в любую секунду. — Она сунула полусъеденную черепашку в коробку, приложила освободившуюся руку к сердцу и подчеркнула: — В любую секунду.
— Ах, бабушка, — отозвалась Мэдди. — Чем мне тебя утешить?
— Твое ожерелье замечательно подойдет к моей ночной рубашке, — сказала Люсиль, поглаживая зеленые оборки.
Красные стекляшки на зеленом фоне выглядели бы просто ужасно, но спор с бабкой не входил в планы Мэдди.
— Ну, я не знаю, бабушка, — заговорила она. — Это украшение досталось мне от матери Брента…
— Хелен Фарадей, — презрительно отозвалась Люсиль, моментально забью о своей слабости. — Хелен Фарадей за всю свою жизнь не имела ни одного приличного платья. — Она начала было судорожно смеяться, но тут же вспомнила, что находится при смерти, и откинулась на подушки. — Я думаю, Хелен вряд ли будет возражать, если ты дашь поносить свое ожерелье умирающей бабушке. В конце концов… — старуха на мгновение умолкла, напуская на себя набожный вид (чего не было и в помине), и добавила: — …после моей смерти ты унаследуешь все, что у меня есть.
— Что ж, если оно так тебе нравится… — сдалась Мэдди, устав от юродства старухи. Она стянула с себя ожерелье и протянула его бабке, которая, нацепив его на шею, вновь принялась терзать черепашку. — Теперь ты выглядишь еще лучше. Мне пора, и я, пожалуй… — произнесла Мэдди, поднимаясь на ноги.
— Сядь! — скомандовала Люсиль. Ее слабости словно не бывало. — Я еще не рассказала тебе всех новостей.
Мэдди уселась, с вожделением поглядывая на коробку. Уж если ей суждено выслушивать больничные сплетни, было бы совсем неплохо пожевать при этом что-нибудь сладкое; но покушение на бабкин шоколад та воспримет как личное оскорбление.
— Микки Нортон опять влюбился, — сообщила Люсиль, откладывая в сторону черепашку и принимаясь за шоколадную помадку. — На сей раз в Абигейль Рок, что живет через дверь от меня. Абигейль знать его не хочет, но Микки не сдается. Эд Китинг из комнаты в конце коридора почти не встает с постели. Какой кошмар, мужчины с возрастом буквально разваливаются на части.
— Я бы так не сказала, — ответила Мэдди, вспомнив о Кей Эле. — Некоторые из них с годами становятся лишь крепче.
— Это ты о своем муженьке, что ли? — ехидно спросила старуха.
— Бабушка, мне действительно пора, — Мэдди приподнялась, но Люсиль снова сказала: «Сядь», и она села, готовясь выслушать все сплетни, которые бабка копила с прошлого воскресенья. К счастью, та выстреливала их с пулеметной скоростью и сумела втиснуть неделю в полчаса.
— И вот являешься ты, — заключила Люсиль. — Только взгляни на свою расквашенную физиономию. В этом доме все знают, что ты моя внучка. Ты опозорила мое доброе имя. — Она на секунду пригорюнилась, но тут же отправила в рот очередную помадку.
— Твое имя здесь ни при чем, — заметила Мэдди. — Чтобы приписать это дело Барклаям, твоим соседям пришлось бы вернуться на три поколения назад.
Взбешенная, Люсиль подалась вперед.
— Думаешь, они выжили из ума и все забыли?
Мэдди задумалась. Для обитателей этого дома три поколения назад — все равно что вчера.
— Ты права, бабуля, — сказала она. — Извини, мне не следовало появляться здесь в таком виде. Я больше не приеду, пока не исчезнет синяк.
— Ха! — выкрикнула Люсиль. — Ты думаешь, они не заметили? Нет уж, ты приедешь в следующее воскресенье, как обычно. И будь добра, научись к этому времени делать макияж. Боже мой, какой скандал! Ха!
Мэдди встала, теперь уже на самом деле собираясь уходить.
— Сядь! — старуха не унималась.
— Извини, не могу, — Мэдди бочком направилась к двери. — Мне пора. Я приеду к тебе в следующее воскресенье, обещаю. Пока, бабуля.
— К следующему воскресенью я умру, — отрезала Люсиль и выхватила из коробки помадку с грецким орехом.
— Это ожерелье тебе очень к лицу, — сказала Мэдди, захлопнула за собой дверь и, двинувшись к выходу, услышала, как в дверь изнутри ударился орешек.
Вернувшись домой, Мэдди нашла заднюю дверь открытой.
Она стояла на крылечке, тупо взирая в дверной проем. Дверь частенько открывалась сама, если ее как следует не захлопнуть, но Мэдди помнила, что перед отъездом она заперла все замки.
