«Энциклопедии» Жана-Бернара Розье, — я никогда не слыхивал.
Я заглушил голос любопытства во время обеда; миссис Б. подала вкуснейший суп, а готовить супы она была большая мастерица, и к тому же отвлекла мое внимание рассказом о болезни своей сестры. Но миссис Б. ушла домой, и передо мной опять возникла загадка ксантиков, наподобие тех вкуснейших шариков из мяса и картофеля, что я обнаружил на дне своей тарелки, после того как под разговоры миссис Б. о камнях в печени вычерпал всю жидкость.
Я внимательно изучил несколько других книг, которые могли бы иметь касательство к этому вопросу, но не нашел в них ни единого упоминания о ксантиках, а поскольку автор «Эпистемологии и неразумности» сообщает о себе только имя — Ян Мюр, не приводя никаких дополнительных данных, которые помогли бы отличить его от бесконечного множества людей, носивших то же весьма распространенное имя, найти его и узнать, какими источниками он пользовался, представлялось невозможным. Я стал думать, что в этой неуловимости есть даже что-то подозрительное, особенно когда заметил, что в книге нет ISBN; перелистав «Указатель издательств», я к тому же обнаружил, что название издательства, якобы выпустившего эту книгу — «Торус академик», — было просто ширмой для авторского тщеславия. Посему у меня появились основания полагать, что издание этой книги было мистификацией, замшелой ученой шуточкой или методом обнародования очередной заумной теории. Я понимал, что смогу убедиться в несостоятельности своих подозрений, только обнаружив «Энциклопедию» Розье; этого же, как я уже упомянул, мне до сих пор не удалось, хотя я потратил несколько недель на тщательные поиски, которые даже помешали мне написать тебе раньше. Зато я сумел откопать загадку, заинтересовавшую меня гораздо больше, чем история какой-то никому не известной и давно исчезнувшей секты.
Поначалу, однако, я забыл про Розье и ксантиков. Не найдя никаких ссылок на них в имеющихся у меня справочниках, я вернулся к прерванной работе (все это произошло месяца четыре назад, когда я, как тебе известно, писал статью для «Скоте мэгэзин» о памятниках старины в Шотландии). Наверное, я не стал тогда писать тебе об этой загадке, потому что был угнетен постигшей меня неудачей.
И вдруг три недели назад, просматривая индекс только что вышедшей книги, которую я увидел на распродаже и которая была посвящена издательскому делу во Франции XVIII века, я обнаружил в нем имя Жана-Бернара Розье. Я немедленно купил эту книгу.
— Господи Боже мой, еще книжку притащил! — гневно воскликнула миссис Б., увидев мою новую покупку, и ушла заниматься разборкой белья для прачечной.
Автор книги, профессор Дональд Макинтайр, сообщал, что в 1759 году Розье пытался напечатать философский трактат, в котором он изложил «новую теорию физики». В поддержку этого сделанного как бы между прочим примечательного сообщения он приводил отрывки из неопубликованных документов и «частных писем».
Тут вернулась миссис Б. и сказала сердитым тоном:
— Вам обед подавать или как?
Действительно, уже пришло время обеда, и меня ожидало очередное выдающееся изделие миссис Б. На этот раз она подала мне суп, который, согласно моим исследованиям, на севере Англии называется «овощная болтушка». С энтузиазмом его поглощая, я обжег восхитительной солоноватой жидкостью нижнюю губу, поспешно глотнул воды и спросил:
— Помните, я вам говорил о ксантиках, миссис Б.?
К этому времени она немного остыла.
— Как же, помню. Они считали огонь формой жизни, так, что ли?
«Совершенно верно», — подтвердил я и рассказал ей о счастливой случайности, благодаря которой снова встретил имя Розье.
— Что-то вроде той запаски, которой у вас не было в багажнике. Да, некоторые тут же забывают случайно попавшееся им имя, а у других оно цепляется за память, как репейник к овечьей заднице, и так они его и таскают, пока не встретят в какой-нибудь книжке, за которую они заплатили несуразную цену, хотя их дом и так уже забит этим пыльным мусором.
Честно говоря, я не очень-то прислушивался к мудрым и доброжелательным замечаниям миссис Б., поскольку размышлял над вопросом, что означает фраза Розье «новая теория физики». Миссис Б. вскоре собралась уходить, но, надев пальто, почему-то задержалась в дверях.
— Вы хотите мне что-нибудь сказать, миссис Б.?
— Я просто подумала, не надо ли мне ходить к вам почаще? Четыре дня в неделю как будто маловато.
— Как это? Вы уже двадцать восемь лет приходите четыре раза в неделю. С какой стати нам менять заведенный порядок?
Миссис Б. почему-то уставилась на коврик, лежащий перед дверью.
— Мне подумалось, что вы целых три дня остаетесь без присмотра. Нет, мне точно надо приходить почаще.
Я сказал, что обдумаю ее предложение, и мы распрощались. Как только она ушла, я еще раз прочитал то немногое, что обнаружил в книге Макинтайра, и решил предпринять новые попытки найти следы «Энциклопедии» Розье.
Однако визит в библиотеку во второй половине дня не принес результатов; я только промок под моросящим дождем, который как будто не заслуживал того, чтобы брать с собой зонтик. В таком состоянии я предстал перед Маргарет. Она, как всегда, тепло меня приветствовала. Поиски во всех имеющихся в библиотеке каталогах ничего не дали, и Маргарет посоветовала мне по дороге домой купить себе леденцов от простуды, но я так увлекся перекрестными ссылками каталогов, что совершенно забыл об угрозе насморка и, вернувшись домой, решил полечиться широко распространенным способом, а именно — хлопнул рюмашку. Потом написал письмо профессору Макинтайру на адрес издательства и заклеил конверт, согретый чувством оптимизма, которому, по-видимому, немало способствовало выпитое мной виски.
Как видишь, положение дел все больше запутывалось, и вскоре ты поймешь, какие ужасные все это имело последствия. Миссис Б. опять пришла в раздражение.
— Профессорам, значит, пишете? — спросила она меня на следующее утро, когда я отдал ей письмо, чтобы она бросила его в почтовый ящик.
Можно было подумать, что мое письмо профессору Макинтайру (в отличие от писем тебе, на которые она в течение долгих лет с готовностью наклеивала марки, лизнув обратную сторону) каким-то образом угрожало ее положению в моем доме. Я даже заверил ее, что не собираюсь приглашать профессора «присматривать за мной» в те три дня, о которых она так беспокоится.
— Я считаю, что мне нужно приходить еще раз на полный день или два раза на полдня, — сказала она. И миссис Б. принялась излагать свои соображения, к которым, боюсь, я не очень прислушивался, задумавшись, какого ответа можно ждать от профессора Макинтайра и поможет ли он мне в моих поисках Розье, ксантизма и бог его знает чего еще. Неделю спустя миссис Б. уже установила новый режим, вынудив меня согласиться еще на полтора дня при помощи почти наполеоновского по натиску и хитрости маневру.
— Вот вам ответ от вашего профессора, — сурово сказала она, протягивая мне письмо, и ушла с необъяснимым выражением недовольства на лице.
Профессор Макинтайр любезно прислал мне фотокопию статьи, начинавшуюся с переведенного с французского отрывка письма Жана-Бернара Розье, отправленного 3 июня 1779 года известному математику Жану Лерону Д'Аламберу:
Сэр, возможно, вам известно, что много лет тому назад один из наших соотечественников попал в плен в отдаленном и пустынном районе Азии, известном свирепостью своих обитателей. Эти люди не знали, что делать со своим пленником, и решили предоставить дело случаю: он должен был угадать, под которой из трех деревянных кружек спрятано золотое кольцо. Если он угадает, то будет отдан на сомнительную милость кишевших в этой местности волков; в противном случае его убьют на месте. Жестоким хозяевам предоставлялась возможность отвлечься от своей безрадостной и суровой кочевой жизни, заключив пари на исход дела.
Вождь племени, спрятав под одной из кружек свое собственное кольцо, приказал привести несчастного пленника — пусть решает, жить ему или нет. После долгих колебаний и, возможно, вознеся безмолвную молитву, пленник положил дрожащую руку на среднюю кружку. Дикари заключили пари, а потом вождь,
