видно то место, где сгорели часы).Когда меня посадили в Скорую помощь, у меня опять стала подниматься волной адская боль, а к машине снаружи кто-то подбежал и стал стучать в дверцу. Врач выглянула и увидев за окном Татьяну, спросила у меня:
-Это жена?
-Нет!!!- заорал я, - Поехали!
На проходной тоже бдительная вахтёрша попыталась сличить мою обгоревшую морду с фото на пропуске, но я так заорал на неё:
-Что!? Угадала!? Похож!? - что вахтёрша мгновенно отдала пропуск врачу и мы поехали. Я дорогой клялся, что буду ночевать в сугробе возле больницы, но пока доехали, повышенная доза обезболивающего стала действовать и даже, когда меня поместили в палату, я вспомнил, что не попал на обед, так как случилось это перед обедом второй смены в шесть часов вечера. Дежурная сестра сходила в столовую и принесла мне тарелку каши залитой молоком. Меня попытались кормить, так как руки были забинтованы бинтом пропитанным жутко вонючей мазью Вишневского. Я попытался разинуть рот, но он открывался с треском лопающейся на щеках обугленной кожи и по щекам потекла лимфа с сукровицей. Я взял ложку сам и роняя её многократно, всё-таки съел кашу сам. Ночью к мне «пришли петухи»! Не знаете, что это такое? Это ещё одно жуткое испытание для того, кто поймал глазами вспышку вольтовой дуги от сварки или от вспышки короткого замыкания, как я. Ещё это называют «пауки в глазах ползают»! Да какая разница? Но на это не действует обезболивающее, а только альбуцид и только вовремя закапанный. А я отвлёкся жуткой болью, перевязками, ужином и началась у меня «свистопляска» с глазами на всю ночь, а потом стал обезболивающий отходить и «накатила» боль от ожога… К утру успокоились мои «петухи», уползли «пауки», дали мне ещё обезболивающий. Только я заснул, как начался обход и его начали с меня, так как я был очень «тяжёлый». Ожоги были всех степеней тяжести.
Однако, скажу, что из моего выпуска я был пятым по счёту 'поджаренным', но самым страшным!
Я тогда жил в общежитии Тракторного завода на ул.Днепродзержинской, потому что дом мой родной был в г.Цимлянске Ростовской области, где жили мои мама, бабушка и сестрёнка младше меня на 14 лет. Она появилась, когда я её уже перестал ждать, а когда ей исполнился годик, утонул наш отец в Цимлянском море на рыбалке и пришлось мне в 15 лет после восьмого класса идти на «свои хлеба», приобретать специальность. Естественно, я им не сообщал о том, что со мною случилось и полтора месяца отлежал в бинтах с новой кликухой –«Поль Робсон».Молодые могут не знать этого популярного послевоенного американского певца негра с круглым чёрным лицом. Вот таким был и я, но только я с трудом держал ложку в руках забинтованных и пропитанных мазью Вишневского, а когда открывал рот, то на щеках всё трещало, как пергамент, трескалось и текла лимфа.
Больным носили из дому харчи, а мне носить было некому. В виду того что больным носили домашние харчи, они плохо ели в столовой и отдавали мне, а я плохим аппетитом не страдал несмотря на мучительные боли и перевязки. Ещё мне лечащая врач сказала, что мне не мешает попить пива для повышения гемоглобина и даже можно красного вина, но если будут мне приносить вино, то, чтобы я отдавал медсестре, а она мне будет наливать перед столовой. Потому что, говорит, мы одному разрешили, так он допивался до того, что бинты срывал и дебоши устраивал.
Ко мне приходили мои «сожители» по общаге, по одному, по два, а в выходные иногда и по несколько человек и приносили с собой винцо, которое мы с ними во время встречи и «оприходовали». У меня в общежитии оставались небольшие деньги (36 рублей) и я попросил своих «сожителей», а они называли себя «сокамерниками» чтобы они взяли у меня в тумбочке деньги и по возможности приносили мне пиво в бутылках. Они немедленно это исполнили за свой счёт и я после свидания с ними пошёл в палату с сеткой бутылочного пива. Признаюсь, я тогда пиво не очень уважал. Иногда, когда от неравномерного питания в общежитии у меня острой болью схватывал желудок, то почему-то у меня возникала потребность выпить пива. Я выпивал кружку пива и боль проходила. Как это объяснить я не знаю. А мне тогда было 17 лет и своё восемнадцатилетие я встретил и отметил в больнице со своими «сокамерниками» и девчонками из женского общежития –«Пятьсотвесёлый» , потому что обгорел я 6-го декабря 1964 года, а в больнице лежал полтора месяца. Я запрещал моим друзьям брать с собой ко мне в гости девчонок из общежития «Пятьсотвесёлый», потому что стеснялся своего вида, но они всё-таки привели их ко мне и девчонки тоже взяли надо мной шефство. Татьяна пришла ко мне сама, не дожидаясь моего согласия и привезла из дома гусиный жир для ускорения восстановления моей кожи. Приходя ко мне она не спускала глаз с моего обезображенного лица, приводя меня в крайнее смущение, хотя я уже смирился с тем, что буду уродом. Татьяна держала меня за руку своими горячими руками и я чувствовал, как в них повышенно пульсирует кровь.
-Вот это у нас роман с подогревом получился!-однажды сказала она, - Но мы ещё погрузим спички на твои реснички! Отрастут пуще прежних!
А однажды она пришла с сестрёнками - дочками хозяина квартиры Катюшей и Леночкой… Они, увидев меня прослезились, а мне перед ними было очень неудобно. На мой упрёк Татьяна сказала, что не смогла им отказать. Девчонки очень сокрушались, что сгорели мои усики, так и не узнавшие бритвы и мои ресницы, на которые они укладывали по шесть спичек…А я расстраивался, уверенный, что моё лицо после ожогов будет со шрамами. Но видимо пиво моих друзей-«сокамерников» и гусиный жир с любовью Татьяны имели чудодейственную силу. Только на левой руке, где сгорели часы отца «Победа», было несколько лет незагорающее на солнце пятно. На фотографии, где я сижу в самолёте Як-18, подняв левую руку, запрашивая разрешение «Вырулить на взлётную!» видно этот шрам…
