Ветер принёс отголоски лая. Другой голос – пронзительный, нетерпеливый. Нашёлся папашка. Тройной взлай и вой в ответ. Самка откликнулась. Значит, ложная была тревога.
Лис встаёт, потягивается и понуро уходит под ароматную завесу ельника. Не нужен он там. Семейство в сытости и спокойствии пребывает…
Покачиваются гигантские травины перед мокрым холодным носом. Жук ползёт по одной, подрагивают прозрачные крылья, готовые в любой момент унести хозяина подальше от опасности.
Клац!
Не успел взлететь крылатый. Сомкнулись лисьи зубы.
Не ахти какая еда, но сойдёт. Ягодам да грибам ещё время не пришло, а лесное зверьё осторожничает. Каждый своё гнездо бережёт. Или нору. Придётся довольствоваться тем, что рядышком. А повезёт – так изловить добычу покрупнее.
Слушай, вынюхивай, опять слушай и беги. Через рощицы и буреломы, по кочкам и оврагам. День ото дня. От ночи до утра. Такова лисья жизнь…
Лис очнулся от холода и с удивлением обнаружил, что идёт. Открытие пагубно сказалось на координации. Он шатнулся. Под ногу подвернулся сук, и парень рухнул в лужу, притаившуюся в траве. Вода отрезвила моментально. Шум в голове преобразовался в мерное шуршание сосновых ветвей, зелёные пятна в глазах собрались в формы кустов, зарослей осоки и растопыренных хвощей, а в нос вонзился освежающий дух влажного мха.
– Где я? – ахнул Лис и сел.
В ту же лужу, как выяснил секунду спустя. Джинсы, уже мокрые на коленях, теперь пропитались водой от ремня до манжет.
Первая паника улеглась, и юноша с опаской огляделся по сторонам. Плотной стеной вокруг поднимались разноцветные стволы: рыжие сосновые, белые берёзовые, чёрные, бурые и серые, покрытые мхом и гладкие, как античные колонны. Ниже обосновался гибкий кустарник, казавшийся издали непроходимым, и высокая гордая осока. Землю укрывал мягкий ярко-зелёный ковёр, состоящий преимущественно из сфагнума и кислицы. А на кочках, куда просачивались солнечные лучи, жались мелкие бледные цветы.
Лис с трудом сглотнул горький комок. Он не помнил, когда и как забрёл на болото. Из памяти нехотя выбрались кладбище, попутка и усатый парень с нахальными глазами. Потом оса, впившаяся в шею и… ухмыляющийся заложный. Призрака парень усилием воли отодвинул на задний план. Болото выглядело реальным, кровоподтёк от укола над ключицей также не вызывал никаких мистических мыслей, и Лис решил, что ему всадили наркотик. Поразмыслив, он воткнулся в следующий вопрос: зачем пацанам в иномарке понадобилось затевать эту бессмысленную операцию? Вколоть первому встречному дозу, которая, кстати, стоит приличных денег, завезти в тьмутаракань и просто бросить?
Он вспомнил про компьютерную гонку Ворона, поразмыслил и отчаянно замотал головой.
– Если бы хотели отомстить, то убили бы, – сказал он вслух и на всякий случай ощупал себя.
Из куртки высыпались сосновые иголки, брякнули ключи от «Хонды», и в мох бесшумно спикировал использованный шприц. Лис поднял его двумя пальцами, рассмотрел и презрительно откинул. Какая доза считалась смертельной, он всё равно не знал.
– Тур бы разобрался, – продолжил он свой монолог и запнулся.
Тур. Ворон. Они понятия не имеют, где черти носят младшего брата.
– Вот это влип! – выдохнул Лис.
Из-за сосновых крон выглядывал оранжевый диск. Солнце плыло на запад. Он судорожно отогнул рукав и посмотрел на часы. Циферблат подмигнул зелёными цифрами: 18:24. Лис сморщил нос. Вроде бы в попутку он сел около пяти вечера. Воодушевлённый, он решительно вскочил и быстро, насколько позволяли заросли, двинул назад. Или, по крайней мере, в ту сторону, откуда, как ему казалось, пришёл на болото. Бестолковое путешествие по хлюпающим кочкам и невидимым лужам продолжалось долго. Ноги в промокших насквозь башмаках гудели от напряжения, а частое тяжёлое дыхание вызвало в глазах появление печально знакомых зелёных пятен. Но он упрямо шагал до тех пор, пока ноющие мышцы окончательно не отказались подчиняться.
Недоумение сменилось новым приступом паники. Сдерживая нездоровую дрожь, Лис опять обратил взор на циферблат. 18:52. А чуть ниже – «май, 26, ср.». «Ср.» – означает «среда». Несколько секунд он тупо смотрел на бесстрастный хронометр. Зачёт проходил во вторник, это сомнениям не подвергалось. Вторник был вчера.
Лис привалился к древесному стволу, набрал в грудь побольше воздуха и закричал. Глухое эхо умчалось в чащу.
– Эй, кто-нибудь! – повторил он.
Голос сорвался. А лес продолжал безразлично раскачивать в пространстве шорохи и шелест своих обителей.
Юноша опустился на землю, обхватил руками колени и уронил голову на грудь. Показалось – всё кончено раз и навсегда. Бессмысленная поездка на кладбище. Беспечное решение сесть в попутку. И глупый конец.
Почему? За что?.. За что, человек?
Грохот.
Сердце колотится в горле. Уши прижаты. Ветер несётся позади вместе с оскаленной, брызжущей слюной смрадной пастью. Гончак – как сама смерть. С ним не совладать.
Кусты, трава, валёжник, кусты. Ушёл?.. Не тут-то было. Видать, прыть уже не та.
За что, человек? Я не враг тебе, не соперник!
Грохот. Огонь.
В глазах – огненный круг.
Кто я?.. Отец, я помню твоё заклятье! Я выиграю свою судьбу.
Кровавый след на опавших листьях. И откос.
Рыжий комок кубарем летит к чёрной воде. Быстрая река хватает измученное тельце и несёт по течению. Куда?
Он отчаянно бьёт лапами по безжалостным волнам.
Вы там, сзади! Удивились? А я осилю. Я помню, зачем я здесь!
Холодная вода – мёртвая вода. Кровь стынет – рассудок живёт.
Дефицит электроэнергии в городе остро ощущался преимущественно в ночные часы. Улицы в жилых кварталах не освещались, а фонарные столбы служили разве что тормозом для подвыпивших водителей. Близнецы Полозовы помнили, когда это начиналось. В начале девяностых, возвращаясь в убогую однокомнатную квартиру, Владимир от души материл сначала «перестройку», потом «ГКЧП», а после «рыночную экономику». Впрочем, благодаря последней дела у братьев в один прекрасный день лихо двинулись в гору. Пациент Всеволода, вытащенный молодым хирургом с того света на удивление умудрённым коллегам, оказался весьма влиятельной особой. А когда в доме появился первый собственный компьютер, Владимир громко заявил о себе, ловко заткнув за пояс всё заводское ВЦ. С тех пор прошло полтора десятка лет. В нынешней своей благоустроенной жизни Всеволод и Владимир Полозовы не часто вспоминали о безрадостной юности и суровых годах становления. Но окрепшее в боях и невзгодах чувство плеча навсегда стало мощной цитаделью их непоколебимого братского союза.
Короткое путешествие по мрачному кварталу жилого микрорайона напоминало путешествие в прошлое. Одноликие девятиэтажки, выбитые двери подъездов, бездомные кошки на помойных ящиках притупляли рассудок и дразнили тугой змеиный комок, медленно просыпающийся внутри – злость. Обрушить длань тёмной судьбы на беспомощную, погрязшую в нищете и насилии человеческую массу. Стереть с лица земли
