целительно. Крепость невелика: дворец, домашнее святилище, сад и широкий двор. Теперь здесь толпятся все служительницы храма, девочки из паннория и обоих гимнасиев, гоплитки и служанки. Сотни храмовых и царских воительниц расположились в узкой долине между двух горных гряд по руслу высохшей реки.
Там властвует Антогора. Беате и Гелоне Атосса не доверяет, держит их около себя во дворце.
Никогда не было так тревожно на душе у Атоссы. Даже тогда, когда Агнессу готовили к сожжению на костре. Перед нею был противник, которого она хорошо знала. Гелона, Беата, Годейра — ее враги; Антогора, храмовые жрицы — ее защитники. И подземный ход. А что теперь? Лота, Чокея и повстанцы. Она их знает плохо. Уйдут ли они, пока торнейцы сидят в осаде? Если придется драться, без Гелоны, Беаты не обойтись. Не подведут ли они в битве? Не изменят ли? Сильны ли торнейцы в бою? Это не мирные жители гор, это моряки, воины. Будут ли они сидеть в осаде?
Вопросы, вопросы, вопросы...
Сомнения, сомнения, сомнения...
Лазутчикам вход в город закрыт, что там происходит, Атосса не знает. Лагерь повстанцев доступнее, но торнейцы перекрыли все дороги, и шпионки добираются оттуда по двое, трое суток. Вчера принесли радостную весть: моряки готовят крепость к осаде, бунтовщики собираются уходить.
Но не передумают ли они?
У Беаты и Гелоны мысли еще мрачнее, чем у Священной. Они не знают, что им делать, как поступить? Если бунтовщицы уйдут — торнейцев можно разбить. Но что это принесет им? Атосса будет всевластной и уничтожит их. Если победят пришельцы — или позорный плен, или смерть. Гелона твердит: бежать при первом удобном случае. Беата не хочет скитаний. Лучше смерть в решительной битве. Она родилась амазонкой. «Смерть в бою — высшее благо!» — этот завет Ипполиты она всосала вместе с козьим молоком еще в паннории. Стоит ли бежать? А может, боги принесут им удачу?
Наконец Атосса решилась. Она позвала Беату, сказала:
— Бери сотню, поезжай к городу. Боя не принимай. Только узнай, что там происходит.
— Я поеду. Но хотела бы сказать: наездниц надо выводить в долину Белькарнаса. В ущельях нас передушат, как крыс.
— Рано, Беата, рано, — Атосса не глядит в сторону полемархи, недовольно цедит слова сквозь зубы: — Пусть эти скоты перепьются и передерутся между собой. Пусть...
— А если они нагрянут сюда, как снег на голову?
— Для этого ты и едешь, чтобы узнать. За ночь, я думаю, успеешь обернуться.
Беата выбросила руку вперед, молча вышла.
— Напрасно ты ей веришь, — сказала Агнесса матери. — Она не вернется, она предаст.
— Пусть! — зло ответила Атосса. — Сотня — невелика потеря. Зато будем знать, кто она — враг или...
— Это давно ясно. Если бы они могли, придушили бы нас давно. Дай мне сотню, я пойду вслед за ней.
Спустя часа полтора, когда сумерки сменились темнотой, а во дворце зажгли свет, вошла Беата.
— Ты все еще здесь? Не уехала!
— Куда? — Беата швырнула щит в угол. — Ущелье закрыто. Там стоят эллины.
— О боги! — застонала Атосса. — Куда же глядела эта слепая корова? Где Антогора?
— Она, как и ты, до сих пор думает, что торнейцы сидят в осаде. А ей поручены царские наездницы! Если так, я не дотронусь до щита и не выйду из этой двери. Лучше умру здесь, чем...
Атосса ничего не ответила полемархе. Она поднялась с кресла, прошла мимо Беаты, оставив дверь открытой. В комнате появились встревоженные Гелона, Агнесса, Пелида, Лаэрта и, спустя немного, Антогора. Кодомарха сказала:
— Священная всем велела идти в святилище.
Женщины торопливо спустились вниз, прошли мимо
мраморных колонн, окружавших домашний храм с трех сторон, открыли двери. Атосса стоит около статуи богини, вокруг нее суетятся жрицы. В колеблющемся свете факелов горит и сыплет искрами алмазный пояс на бронзовых бедрах Ипполиты.
Священная неузнаваема: она стала как будто выше и моложе. Ее ноги обтянуты штанами из тонкой кожи. На них сплошь нашиты внахлест медные чешуйчатые пластины. По преданиям, в таком наряде сражалась великая наездница. Точно такой же панцирь одет и на грудь Атоссы. На голове блестящий золотой шлем с гривой белых перьев.
— Пояс! — властно приказала Атосса. Жрицы сняли со статуи пояс, одели на бедра верховной жрицы, застегивая пряжки.
— Меч! — ей подали меч Ипполиты, она опустила его в ножны на поясе.
— Щит! — ей подали щит.
— Почему на вас пеплосы и хитоны, дочери Фермоскиры? — сурово спросила Атосса, поглядев на женщин. — Разве не настал решительный час? Разве не стоят у наших стен враги? Где ваши боевые одежды? Где доспехи?
Эти слова относились к Гелоне, Пелиде и Лаэрте. Они попятились к двери, но Атосса подняла руку:
— Успеете. Впереди ночь. Слушайте! Я принимаю на себя полновластие паномархи. Кодомарха Антогора, как и прежде, поведет в бой храмовых наездниц. Я поведу царских. Ты, Беата, выведешь гоплиток, ты, Пелида, пойдешь с Беатой и заменишь ее в случае гибели. Вам я поручаю самое трудное дело. Вы поднимете пеших воительниц на перевал, скрытно за ночь спуститесь в долину и навяжете бой сброду, который ведет Чокея. Вы задержите их в долине и не допустите сюда любой ценой. Ты, Лаэрта, посадишь на коней всех воительниц гимнасия и паннория...
— Паннория? Они же малы...
— Выслушай сначала. Посадишь на самых старых лошадей и поведешь в сторону города. Больше пыли, больше шума...
— Я поняла тебя, Священная.
— Ты, Гелона, останешься в крепости. Всех, кто может держать оружие, служанок, жриц посади на стены. Да поможет нам священный пояс Ипполиты и она сама!
И женщины склонились перед кумиром Девы.
Беате показалось, что бронзовый лик богини скорбен, а глаза, словно живые, смотрят на грешниц укоризненно. Полемарха знала, что пояс этот сделан в подвале Атоссы, об этом теперь знали все, кто находился здесь, и никто не возмутился невиданным кощунством.
Беата поняла: жрицы великой богини сами не верили в нее. Она не стала ждать, когда переоденется Пелида, спустилась во двор, вскочила на коня и поскакала к гоплиткам. Пять тысяч пеших воительниц нужно было за ночь перевести через горный хребет. Гоплитки уже знали, что враг рядом, и были наготове. Беата понимала: в скалах легко заблудиться. Она хотела послать полусотню воительниц разведать удобные пути, Но ей сказали: среди гоплиток есть женщины, которые охраняли дворец Атоссы, они жили здесь долго и знают горы хорошо.
— Тогда в путь, —приказала Беата. И сотни одна за другой потянулись по горному склону. Сама полемарха решила подождать Пелиду.
В этот вечер только сейчас Беате удалось обдумать свое положение. Она первая увидела, что ущелье заперто врагами.
Что же произошло? Ее, полемарху, отторгли от царских наездниц и послали командовать пешими. Ей, лучшей всаднице Фермоскиры, придется оставить коня и карабкаться по скалам, спускаться на ягодицах по кручам. Что может быть обиднее для полемархи и амазонки? Мало того, что Атосса унизила ее этим поручением, она оскорбила недоверием, послав с нею Пелиду. Эта растолстевшая баба лет тридцать, если не больше, не одевала боевые доспехи; эта жирная взяточница и лихоимка, разучившаяся воевать, не отойдет от нее ни на шаг и будет вмешиваться во все приказы. Почему Атосса сказала: «и заменит ее в случае гибели»? Может, верховной судье дан приказ убить Беату в нужный момент? На это у нее хватит силы. Злость и обида душили Беату. И, как нарочно, не появлялась Пелида. Сотни уже растворились в темноте, а судьи все не было. Наконец она появилась. Беата решила сразу показать ей свою власть и сказала строго:
