— А что хочешь за этот мудрый совет ты? —спросил Диомед. — Я хотел бы понять, чего ты добьешься при этом?
— У молодого царя Олинфа есть нечто такое, за что я готова отдать не только себя и свою дочь, но и все сокровища храма. А сокровища эти велики.
— Назови! —блеснув глазами, воскликнул Тифис.
— Твое сердце!
— Зачем оно тебе?
— Не мне—дочери. Неужели ты не видишь, она любит тебя. Скажи ему, Агнесса.
— Еще вчера, на холме, я увидела тебя, царь Тифис, и со мной что?то произошло. Должна признаться, я умышленно вызвала тебя на поединок...
— Чтобы унизить?
— О, нет! Я верна обычаям амазрррк, а дочь Фермоскиры может полюбить только того, кто повержен ею в бою. Ты теперь мой, и тебе не уйти от судьбы.
— Я благодарю богов за это счастье! —воскликнул Тифис. —Скажи, что я должен сделать сейчас?
— Разве ты не слышал? —сказала Атосса. Прикажи схватить Годейру и Беату. Зови сюда Лоту и Мелету.
— Делай, Диомед!
Окончив тризну, женщины разошлись по домам. То, что сказал за столом Тифис, заставило их призадуматься. Царица пошла в комнату Кадмеи. Она действительно хотела остаться наедине. Нужно было выплакать все свое горе. Годейра не знала, что она будет думать о Фермос–кире завтра, но сегодня судьба города, как и своя судьба, были безразличны ей.
Беата поспешила к матери. Ей хотелось поделиться с нею новостью и посоветоваться. До тризны они решили, что властвовать в городе будут торнейцы, и нужно было завоевать расположение кого?нибудь из них. Но если у власти останется Годейра, то, может быть, все пойдет по–старому.
Лота и Мелета, наоборот, шли домой обеспокоенные. О, они хорошо знали Годейру. Оставшись наместницей, она немедленно возродит старые порядки. Амазонки не способны ни к какому труду, и жить без рабынь они не смогут. Начнутся набеги еще более хищные и яростные. Снова застонут горы от грабежей, убийств.
Дома их ждали Ферида, Чокея, Хети и Арам. Когда Лота рассказала им о намерении Тифиса, первым возмутился Арам:
— Этот сосунок либо дурак, либо трус!
— Не горячись, Арам, —спокойно заметила Ферида. — Я понимаю царя Олинфа. Он не может остаться здесь. Почти все его воины—наемные люди. Они пошли с ним, чтобы поживиться в грабежах. А жить они тут не будут. Их ждут семьи. Разоружить наездниц царицы он тоже не может: для этого надо начинать вторую битву, а он и так потерял немало своих. Он увяз в Фермоскире, и Годейра для него—камень, на который он и хочет опереться, чтобы вытянуть, ноги из грязи.
— Он же с нами пошел на Фермоскиру! Почему он опирается не на нас, а на Годейру? —сказала Чокея.
— Потому, что он царь. А когда цари опирались на рабов? Вам обеим нужно пойти к нему и сказать все, что вы об этом думаете. Завтра утром...
— Сейчас же! — Чокея сразу стала собираться. — Завтра будет поздно. Мои рабыни расходятся по домам.
Она уже стояла на пороге, когда в дом вошел клевест Гелиодор. Он поклонился и учтиво сказал:
— Царь Олинфа просит полемарху Лоту посетить его по очень важному делу сейчас же. Он ждет.
На следующий день открыли ворота города, и в Фермоскиру вошли рабыни. Они заполнили все улицы, дворы, площади. Вооруженные чем попало: кто мечом, кто пикой, кто луком и колчаном стрел, а кто и просто дубиной, они толпами шли и шли через главные ворота, и казалось, никогда им не будет конца.
Амазонки смотрели на них с тревогой, но не удивлялись. В последнее время они разучились удивляться. Кто враг, кто друг—трудно понять. Была над царскими воительницами Беата, сама царица, потом Антогора, и уже совсем невиданное дело—впереди них шла сама Священная. В бою у Белькарнаса водила их в схватки Кадмея, потом они встали под руку Лоты.
И поэтому, когда по сотенным конюшням пронесли приказ Лоты явиться всем на агору пешком и без оружия, ему никто не удивился. Оставив дежурных у лошадей, сотенные повели воительниц на площадь к храму.
Дело это было привычным, сюда выходили приносить жертвы богам, послушать назидательный суд или важное решение Совета Шести. У каждой сотни было привычное место, и они вставали в давно определенном порядке. Раньше на агоре всегда было тесно, нынче простору больше. Немало полегло в битве у Белькарнаса, а храмовые амазонки на агору придти не могли.
Как только на площадь вошла последняя сотня, все шесть улиц, выходящих на нее, заполнили женщины Чокеи и воины торнейцы. Сначала амазонки заподозрили в этом что?то неладное, но когда под портик храма вышли Атосса, Лота, Агнесса и Тифис, площадь затихла.
На Атоссе, как и прежде, священный пеплос и венец храма. В торжественных одеждах Лота. Агнесса в белом как снег дорийском хитоне, с венком алых роз на голове. Тифис взял Агнессу за руку, спустился по лестнице на площадку.
— Женщины Фермоскиры! Я позвал вас к святому храму, чтобы сказать: отныне богоданная Агнесса — моя жена и царица Фермоскиры. Сегодня мы покидаем наш город, чтобы вернуться к вам после свадьбы в Олинфе. Нашей наместницей остается здесь полемарха Лота, отныне она будет управлять городом, подданным Олинфу. Я хочу, чтобы вы достойно проводили свою царицу. Корабли мои стоят наготове, ветром надуты их паруса, и вы подниметесь на палубы триер, чтобы сопровождать богоданную до Леагр. Там вы проститесь с нею и вернетесь в город. Благослови нас, священная Атосса, в далекий и трудный путь.
Тифис повернулся к храму, вместе с Агнессой встал на колени.
Атосса подошла к ним, накрыла головы молодых полой священного пеплоса, пожелала им счастливой жизни и удачного пути.
Подвели лошадей, Тифис и Агнесса двинулись на улицу, ведущую к пристани. За ними пошли Атосса, Лота, к ним присоединились Диомед и Гелиодор, Чокея и Мелета. Вслед процессии стали вытягиваться пешие сотни.
Вся улица до самой пристани заполнена народом. По краям сплошной стеной стоят вооруженные торнейцы, за ними рабыни и метеки.
Медленно идут амазонки, мысленно прощаясь с родным городом, —теперь им стало понятно, что их обманули и ведут в плен. Угрюмые лица, грустные взгляды, опущенные плечи; настал, горделивая Фермоскира, твой последний час.
На пристани, у трапов, клевесты. Они отсчитывают амазонок и ведут их на триеры, в трюм. Там у весел бронзовые цепи с наручниками, так хорошо знакомые воительницам. Обнимает правую руку металлический браслет, щелкает пружинка замка — вот ты и раба. Мало кто из амазонок ропщет и стонет. Все идет как надо: ты, заковавшая сотни рабынь в цепи, можешь ли жаловаться богам, если заковали тебя?
Тифис доволен и весел. Он привезет в Олинф полные трюмы живого драгоценного товара. Выкопаны и доставлены из Восточной крепости сокровища храма. На тридцати лошадях привезли их и загрузили в трюмы флагманской триеры. Собрали все оружие амазонок — оно также сложено в трюмы кораблей. Это сделать посоветовала Атосса. Мало ли что может случиться в пути? Тифис берет на каждую триеру всего по десять воинов. Вдруг придется где?то драться? Храмовые амазонки тоже прикованы к веслам; они преданы Атоссе, и им можно будет доверить оружие, чтобы защитить корабли в пути. Их, как самых надежных, поместили на триере Тифиса, где будут находиться Атосса и молодая царица Олинфа — Агнесса. Годейру, Беату, Гелону, Лаэрту приковали в разных кораблях.
На вывоз выбирали самых сильных и красивых женщин. Всех амазонок корабли принять не могли, оставшихся поручили Лоте.
Теперь, когда царица и амазонки прикованы к веслам и надежно охраняются, теперь, когда все складывается удачно, —можно погулять. Все дни, начиная с торнейской гавани, Тифис нес на себе груз
