широкого доступа в аудитории высшей школы для всех желающих учиться, и в первую очередь для рабочих. Осуществление этого, как вы знаете, проведено через рабфаки. В рабфаках учится 33000 рабочей молодежи, которая главным образом подготавливается через рабфаки в вузы. Кроме того, доступ в вузы в последнее время происходит через так называемые рабочие университеты. Что такое рабфаки, это, конечно, знает всякий в достаточной мере. Что же касается рабочих университетов, то они являются очень интересной формой работы. Они стали стихийно создаваться в последние годы. В годы разрухи, в первые годы вообще школы взрослых были в зачаточном состоянии. Но вот года два тому назад рабочие подняли вопрос о создании именно рабочих университетов. Инициатива исходила от самих рабочих. А затем эта форма образования стала довольно быстро расти, так что в прошлом году, например, по одной Москве было 8 рабочих университетов. Теперь по РСФСР — 40 рабочих университетов с 12 тысячами учащихся (отказано в приеме за неимением мест 71 % подавших заявления).

Эти слушатели не представляют собой вузовцев в настоящем смысле слова. Они представляют собой рабочих с производства. В рабочие университеты пошла не молодежь, а рабочие от станка, которые занимаются, не отрываясь от производства, и которые пришли со своими вполне определенными требованиями. В прошлом году на конференции рабочих университетов была чрезвычайно любопытная картина. Обыкновенно у нас везде преобладает молодежь. А тут вы видели довольно пожилых рабочих, по многу лет бывших на производстве, пришедших со своими, очень определенными требованиями. И вот эти требования, которые они выставляли, носили довольно своеобразный характер. Они предъявили требование не обычного профтехнического образования, какое обыкновенно молодежь выставляет, а предъявили требование на политехническое образование — как раз требовали дисциплин общего характера, вроде технологии, указывали, что они им необходимы для того, чтобы им можно было лучше разобраться во всем производстве в целом. Это характерно в том отношении, что молодежь хочет получить прежде всего квалификацию, а вот рабочие от станка говорили, что навыки у них есть, приобретены, а вот осмыслить, обобщить — это необходимо. Программа рабочих университетов в значительной степени продиктована была самими рабочими. В этом отношении они представляют интересное явление. Я была на одном из выпусков такого рабочего университета при 2-м МГУ, и там были интересные высказывания рабочих. Один рабочий говорил: «Раньше я не представлял себе совершенно, что это за наука такая, казалось — это вещь простая, а вот позанимавшись, я только теперь понимаю, как мне надо учиться, и горизонты мне открываются, что я должен охватить, а раньше представления у меня не было». Другой рабочий рассказывал: «Странное дело, занимались мы естествознанием, а я по партийной линии скажу: раньше бывало так, все бегаешь в район, если докладчик не пришел, все в район. А теперь я вот занимался естествознанием, а стал увереннее во всем, во всем лучше разбираюсь, не придет докладчик, я сам справлюсь. Естествознание повлияло на меня так, что я стал в обществоведении, в партийных вопросах лучше разбираться!» И несколько человек из выступавших говорили, что занятия более углубленные, более научные занятия, хотя и по другим дисциплинам, дают им возможность глубже подходить к вопросам партийным. Интересно тут было также выступление студентов 2-го МГУ. Один из студентов говорил: «Я рабочий, я вот во 2-м МГУ занимаюсь третий год, и только на третий год я научился заниматься по-настоящему. Я знаю все трудности, которые рабочий испытывает при учебе более углубленной, и вот я знаю, как к товарищу из рабочего университета подойти, как ему помочь». Интересно также, что именно рабочие университеты поставили вопрос о выезде лекторов на фабрики, о постановке лекций на фабриках и заводах. Эти лекции, насколько я знаю, довольно удачно начинают проводиться. Учащиеся рабочих университетов растолковывают слушателям то, что говорит профессор, переводя это на язык понятный, близкий рабочим; это создает новую политпросветскую форму работы, наука приближается через рабочие университеты к массам. Что по этой линии как будто пойдет дальнейшее развитие, указывает еще и следующее: ректор 1-го МГУ т. Вышинский как раз поставил вопрос о том, что надо как-то ставить дело таким образом, чтобы кончающие, например, физико- математический факультет учились передавать свои знания массе. А то они в чистую науку ухолят. А как передать массе свои знания — этого они не умеют. Он ставил вопрос двояко. Во-первых, что необходимо с первых же курсов всех отделов, всех факультетов ставить политпросветский вводный курс, который бы указывал на то, как надо подходить, к массе, и чтобы через все курсы проходила такая популяризаторская работа. А с другой стороны, он поставил вопрос о том, чтобы добавочный год поставить с целью популяризации, чтобы человек выучился популярно писать, популярно читать лекции и т. д. Вопрос о популяризации у нас один из больных вопросов. То, что у нас называется популярной литературой, часто совершенно не популярная литература, а просто хлам никуда не годный. Человек думает, что если он напишет книжку так, чтобы не сказать ничего, кроме общих фраз, то это называется популярной книжкой. Мы к этому вопросу с разных сторон подходим. Думали, нельзя ли где-нибудь при ГИЖе (Государственном институте журналистики. — Ред.) создать школу популяризаторов, чтобы люди, научно подкованные, учились бы путем общения с массой, как надо популярно писать. Я знаю, что «Малая энциклопедия» пишется таким образом, что статьи пропускаются через аудиторию рабочих. Несомненно, что сейчас приходится нащупывать пути, потому что масса рвется к знанию, а чрезвычайно мало популяризаторов, которые и писать умеют популярно, и умеют популярно излагать свои мысли. Это одна из тех проблем, которые стоят на очереди, которые сейчас чрезвычайно жизненны. И Госиздат начинает об этом же говорить. Запросы присылает, что надо сделать для того, чтобы создать популяризаторов. Очевидно, он тоже чувствует отсутствие этих популяризаторов. Тут идет вопрос о смычке высшей школы с широкими массами. Сейчас к выполнению этого пункта, конечно, есть возможности. После опыта рабочих факультетов, после опыта рабочих университетов, всех этих воскресных университетов — ясно, что как будто уже намечается путь открытия аудитории высшей школы частично в различных формах для широкой массы, т. е. то, что в программе поставлено.

Далее идет вопрос о профессиональном образовании. У нас стоит вопрос о путях профессионального образования. Семилетка, конечно, ни в какой вуз не подготовляет. Кончающие рабфаки, кончающие техникумы, специальные школы проходят, в вузы. Затем у нас проходным коридором в вуз является школа II ступени.

Но беда та, что, например, кончающий II ступень идет в вуз со школьной скамьи, у него нет настоящего жизненного опыта, он часто идет не потому, что есть интерес к какой-нибудь определенной отрасли знаний, а потому, что создалось какое-то очень странное представление о том, что нет спасения без вузов. У нас нет отбора для вуза. В вуз все же должен идти человек, который интересуется определенно какой-нибудь областью знания, у которого есть стремление к углублению своих знаний в той или иной области, у которого уже есть определенный выбор той области, в которой он хочет работать. У нас же обыкновенно идут в вуз, как шли раньше, идут куда попало, куда примут, куда он может выдержать экзамен, куда может проскочить и т. д. Создался предрассудок, что, не поступивши в вуз, нельзя жить на свете, и молодежь часто говорит: «Не выдержал я экзамена и жить на свете не стоит». Между тем мы знаем такие случаи, когда студент поучится в вузе год, два года, а потом бросит. Мы видим, что по техническим вузам кончает из поступивших 10 %. Значит, масса уходит, не кончивши вуза; куда она уходит, как она применяет свои знания в жизни — это дело неизвестно, и нет никакой статистики, которая бросила бы свет на это дело. И все же каждый считает необходимым вкусить от вузовской науки. И особенно осенью, когда видишь эти кадры молодежи, совершенно неподготовленные кадры молодежи, которая хочет учиться и которая думает, что учеба настоящая, доподлинная учеба — только в вузе, то начинаешь иногда думать, что мы перескакиваем через одну ступень. У нас слишком мало учреждений, которые создают работников средней квалификации, образованных практиков, а сейчас страна нуждается не столько в громадных кадрах командного состава, сколько в гораздо более знающих — и теоретически и практически — определенные отрасли средних работниках. У нас есть квалифицированные рабочие, у нас есть инженеры, но у нас нет среднего звена — техника, который близко стоит к рабочему, который может видеть его работу, оценивать ее. У нас какой-то прорыв между низшим профессиональным образованием и высшим, у нас чрезвычайно мало среднего технического персонала. Так же дело обстоит с сельскохозяйственным образованием. Например, сейчас сельскохозяйственные профессиональные школы, сельскохозяйственные курсы (сельхозуч — это начальное образование) всего охватывают 2788 человек. В техникумах — 14 112 учащихся, а вузовцев — 20 307. Получается у нас так, что низших школ у нас совсем мало; потом средних немножко побольше, а вузовцев еще больше. Получается, таким образом, большая голова, маленькое туловище и совсем коротенькие ноги. Получается что-то вроде новорожденного ребенка. Что касается технического образования, то здесь получается та же картина: низшее образование охватывает 72 тыс. человек, куда

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату