национальностей. Но в это же время мы чувствуем и величайшую ответственность. Всё ли делаем мы для того, чтобы дать возможность слабым национальностям, населяющим наш Союз, развернуть все свои силы, поднимаем ли мы на борьбу с пережитками старых классовых отношений самые забитые, самые угнетенные слои этих национальностей? Делаем ли мы всё, что надо, чтобы организовать эти слои, культурно поднять их?
Поднять угнетавшиеся раньше царизмом национальности на уровень культуры, гораздо более высокий, чем каким обладают сейчас самые передовые национальности, — такова наша цель. Это — цель, для достижения которой надо пролагать совершенно новые пути. Мы не можем, например, идти по пути буржуазной Америки. Америка ставит себе целью «ассимилировать» другие национальности, другими словами, стереть с них их национальные особенности, растворить их в господствующей национальности. У них большой опыт в этом направлении. Недавно я читала, как формируются библиотеки для иммигрантов. Для детей и молодежи, которые гораздо легче могут быть «ассимилированы», составляются библиотеки преимущественно на английском языке из американских книг, для более же пожилых, не могущих быть так легко «ассимилированными», устраиваются библиотеки на родном языке. «Пусть, — говорят американцы, — они читают те книги, которые привыкли читать у себя на родине, и благословляют страну, которая предоставила им эту возможность». Американская буржуазия действует умно, но только для достижения своих, буржуазных целей. А мы? Мы не хотим, конечно, никого «ассимилировать», нам ненавистно само это слово.
Только надо продумывать до конца то, что мы делаем. Будем ли мы, например, предлагать формировать библиотеки в нацобластях
Так как же быть? По букве закона мы должны советовать формировать библиотеки только на национальных языках. А с точки зрения той классовой борьбы, которая развертывается сейчас внутри нацобластей и нацреспублик? С этой точки зрения мы должны озаботиться, чтобы национальные библиотеки были обеспечены современной революционной литературой хотя бы и на русском языке. Или обучение грамоте. Более зажиточные слои знают русский язык, дети их учатся во II ступени, а беднота? Наркомпрос РСФСР заботится об обучении грамоте нацменьшинств только на родном языке (вопрос идет о взрослых). Обучению на русском языке мы не помогаем взрослым нацменам. Мы так делаем, боясь русификаторских пережитков, но в момент развертывания особо остро классовой борьбы внутри нацмен можем ли мы так поступать, лишая отсталые, наиболее близкие нам слои знания русского языка и тем лишая бедняцкие и батрацкие массы знакомства с революционным опытом великороссов?
Несомненно, обучая родному языку, мы должны сделать как можно больше для развития прессы на этом языке, для быстрейшего развития на этом языке новой литературы, для перевода на этот язык лучших новых, лучших революционных вещей. Но все это дело не одного дня. Совершенно исключительное значение приобретает радио, говорящее на родном языке о современности, совершенно исключительное значение приобретает кино, особенно культфильм. Надо только, чтобы надписи делались на языке той национальности, которая смотрит кино, или чтобы при показе присутствовали переводчики, выкрикивающие перевод надписей. Газета, радио, кино— вот наиболее революционизирующие мысль отсталых национальностей орудия (я не говорю тут об общем изменении экономического и политического уклада, о роли Советов — это само собой разумеется). Очень важно развитие совершенно новых форм школьной и политпросветской работы.
Мы должны особенно внимательно изучать условия жизни отсталых национальностей не только во время царизма, но- и в послереволюционный период. Без этого мы не сумеем как следует индивидуализировать нашу школьную и политпросветительную работу, не сумеем как следует повести нашу агитацию и пропаганду. Одной коренизации госучреждений мало. Надо уметь всю работу приспособлять к национальному быту, всегда ориентируясь на массы, заботясь об их организации, об их вооружении для борьбы за новый строй.
Поскольку ставится вопрос о рабочем образовании в целом, то тут надо посмотреть на разные ступени этого образования. В данную минуту среди рабочего класса, среди разных его категорий чрезвычайно пестрая подготовка— и общеобразовательная, и техническая, и политическая. Тут надо обдумать такую систему рабочего образования, которая давала бы возможность самым широким слоям продвинуться вперед в области самообразования и приобретения целого ряда знаний, которые необходимы и для работы, и для жизни, и для борьбы.
Я вспоминаю давно прошедшие времена, когда мне приходилось практически работать в этой области, — это дореволюционные времена. Мне кажется, что сейчас нужно обратить внимание на одну сторону, которую мы постоянно упускаем. Я работала в Смоленских классах, где было следующее разделение: школа грамоты, затем школа для плохо грамотных и затем были группы, по окончании которых выдавались свидетельства об окончании народной школы, — так называемые выпускные группы. В то время окончание народной школы давало некоторые привилегии по воинской повинности. Я точно не помню, какие это были привилегии; они были не очень значительные, но все же окончание народной школы давало кое- какие привилегии. Была целая, категория рабочих, которые имели свидетельство об окончании народной школы, но так как они жили в таких условиях, что не имели возможности учиться, многие жили в деревнях, то существовали так называемые повторительные группы, цель которых была дать знания в размере начальной школы.
Конечно, если мы посмотрим на эту систему, то мы должны сказать, что эта школа давала узкий минимум знаний. Мне кажется, что если мы посмотрим на нашу современную систему образования в разрезе I ступени, то увидим, что мы здесь делаем некоторые промашки. Так, например, когда у нас кончают ликпункты, у нас не выдается никаких удостоверений, которые должны бы выдаваться на основании проверки знаний. У нас учащийся посещает год ликпункт, после чего учителя сами решают, усвоил ли данный учащийся в достаточной степени грамоту. У нас нет никаких фактических общеобразовательных норм для всей страны в отношении того, кого считать грамотным; у нас нет еще такого стандарта. У нас это решается приблизительно, на глаз. У нас проверка не поставлена формально, все зависит от благоусмотрения данного учителя. Это не годится. Необходимо, чтобы школа выдавала удостоверение о грамотности.
Относительно школы I ступени. Тут дело еще хуже обстоит. Что у нас должна давать школа I ступени? Конечно, определенную грамотность, определенные знания в области математики, в области гигиены, в области организации труда, географии, истории, вообще известную сумму минимальных знаний, а затем, что особенно важно, эта школа должна давать те знания, которые необходимы каждому гражданину для того, чтобы он мог быть сознательным участником общественной жизни, как-то: знание того, что такое Совет, как работает Совет, какая у нас система управления и т. д. Надо сказать, что у нас довольно часто развитые работницы имеют весьма фантастическое представление, как это ни странно, о том, что такое Советы. Даже в Москве во время последних перевыборов оказалось, что человек, который читает изо дня в день газету (мне на такую работницу пришлось натолкнуться), не знает, что такое Совет и как он работает. Немножко трудно этому поверить, поэтому я и обращаю на это внимание. Мне товарищи из школы ликбеза говорили, что есть достаточное количество рабочих, которые не знают, что такое Совет.
У нас нет никакого стандарта знаний, который был бы обязателен и на основании которого была бы возможность выдавать свидетельства об окончании школы I ступени. Надо такой стандарт установить. Эти
