родителей за ясли, за детсад; центр тяжести вложить в помощь этому делу. Уча ребят чистить ламповые стекла, обращаться с керосиновой лампой, школа должна еще в большей мере разъяснить населению пользу электрификации, влияние таковой на производительность труда, на сохранение зрения, на сохранение времени, на уменьшение опасности пожаров и пр. Школа должна через ребят вести эту агитацию, усилиями школы, организацией экскурсий и пр. выяснить значение «лампочки Ильича».
Только поднятием технического уровня быта, только обобществлением некоторых сторон жизни можно добиться коренной разгрузки ребят. Но понятно, что «пока солнце взойдет, роса может глаза выесть», — необходимо обучать ребят более рациональному приложению своих сил к домашнему труду.
Авторы правильно отмечают пользу посылки ребят в кооперативы, но наряду с этим надо, чтобы школа развила широкую агитацию за окультуривание нашей кооперации через лавочные комиссии, через общие собрания и пр. Надо достигнуть уровня швейцарской кооперации, где за покупками ходят главным образом ребята, где к ребятам относятся замечательно ласково и внимательно, пропуская их в первую очередь, внимательно снабжая их товарами по присланной матерью с малышом записке, угощая малыша конфетой, яблоком и пр. «Дорогу детям в кооперацию!» — лозунг не плохой, и школа должна стремиться помочь его проведению в жизнь.
Вообще работа М. Бернштейна и Н. Бухгольц наводит на ряд мыслей о том, какую громадную работу может развернуть школа в связи с домашним детским трудом.
Знаменитая книжка Энгельса «Анти-Дюринг» написана при участии Маркса и представляет собой изложение материалистического мировоззрения. Марксизм заключается не только в материалистическом понимании истории, но и в материалистическом понимании природы.
В предисловии ко 2-му изданию «Анти-Дюринга» Энгельс писал в 1885 г.: «Маркс и я были едва ли не единственными людьми, которые спасли из немецкой идеалистической философии сознательную диалектику и перевели ее в материалистическое понимание природы и истории. Но для диалектического и вместе с тем материалистического понимания природы необходимо знакомство с математикой и естествознанием»[46]. И далее: «Само собой разумеется, что при этом подытоживании моих занятий в области математики и естественных наук дело шло о том, чтобы и на частностях убедиться в той истине, которая в общем не вызывала у меня никаких сомнений, а именно, что в природе сквозь хаос бесчисленных изменений пробивают себе путь те же диалектические законы движения, которые и в истории господствуют над кажущейся случайностью событий…»[47]
«Наконец, для меня дело могло идти не о том, чтобы внести диалектические законы в природу извне, а о том, чтобы отыскать их в ней, вывести их из нее»[48]. Уже в то время, в 1885 г., Энгельс считал, что «естествознание подвинулось настолько, что оно не может уже избежать диалектического обобщения»[49]. С тех пор прошло более 40 лет. Сейчас естествознание дает прочную базу для материалистического мировоззрения.
Естественно, что советская школа должна стремиться заложить в молодежи при помощи естествознания основы материалистического мировоззрения. В программы ГУСа и введено естествознание (в колонке «Природа»). К сожалению, на практике преподавание естествознания здорово хромает, не хватает достаточно подготовленных учителей, а затем неправилен зачастую и выбор материала.
Остановимся теперь на одном вопросе, представляющем сейчас предмет спора.
Что надо преподавать естествознание в школе, об этом не может быть спора. Мы привели мнение Энгельса и Маркса о значении материалистического понимания природы. Чтобы победа была полной и окончательной, надо еще взять все то, что есть в капитализме ценного, взять себе всю науку и культуру, повторял неоднократно Владимир Ильич. Надо изучать естествознание, усвоить коллективный опыт человечества в этой области знаний. Но как преподавать естествознание? Как «чистую» науку или тесно увязывая его с жизнью, с разрешением практических задач, выдвигаемых жизнью?
Владимир Ильич на III съезде комсомола говорил: «Одно из самых больших зол и бедствий, которые остались нам от старого капиталистического общества, это полный разрыв книги с практикой жизни…»[50]
Разрыв книги с практикой жизни коренится в отношениях рабовладельческого общества. Вот что писал когда-то в «Педагогических софизмах» Писарев: «Вся ремесленная и промышленная деятельность древнего мира находилась в руках рабов. Наука никогда не заглядывала ни на земледельческую плантацию, ни на скотный двор, ни в мастерскую. Архимед прикладывал свои математические знания к сооружению военных машин, но ему никогда не приходило в голову придумать какой-нибудь новый плуг, или ручную мельницу, или верстак. Во все продолжение греко-римского периода не было сделано в области промышленности ни одного такого открытия, которое значительно усилило бы господство человека над природой и повело бы за собой заметное сбережение человеческого труда. Промышленность развивалась так медленно и труд был постоянно так дешев, что древнему человеку не было ни надобности, ни возможности думать о том, чтобы заменить рабочую силу раба какими-нибудь стихийными силами природы. Общество без рабов для древнего человека было немыслимо, тем более, что все свободные люди глубоко презирали всякий производительный труд»[51].
Не удивительно, что в России, в которой рабство (крепостное право) держалось дольше, чем в других европейских странах, подход рабского общества к науке держался дольше, чем где-либо.
«Всем известно, — писал в 70-х годах Энгельгардт в своих «Письмах из деревни», — в каком плохом положении находится в настоящее время сельское хозяйство в России. Мы бедны, мы голодаем, наши естественные богатства лежат втуне. Земли у нас много, громадные пространства плодородной земли лежат нетронутыми. Земля богата. Истощился верхний слой, еле тронутый сохой, — паши глубже. Нужны искусственные удобрения — у нас тысячеверстные залежи фосфоритов. Да и во всем так; соль нужна — горы соли, керосин нужен — моря нефти. Мы могли бы засыпать Европу хлебом, запрудить рынки маслом, салом, сыром, мясом. А между тем мы бедны, у нас нет ни денег, ни мяса, не хватает даже хлеба… Причин такого низкого состояния, разумеется, много, но я думаю, что немаловажную причину составляет и то, что у нас образование и умение работать идут врозь. У нас, с одной стороны, мужик, умеющий работать, но умственно неразвитый, не обладающий знанием; с другой стороны, интеллигент, развитой, умный, но не умеющий работать и приложить свои знания».
С тех пор как это писалось, прошло полсотни лет. Наука за эти полвека сделала ряд новых открытий. Буржуазия научилась путем применения науки к практике добывать себе колоссальные богатства. Прочтите книжку Гарвуда «Обновленная земля», и вы увидите, чего добилась Америка путем приложения науки к сельскому хозяйству. Земля получила новый лик. В области техники завоеваний науки в буржуазных странах еще больше.
Но пользовались ли массы благами, которые давало применение науки к практическим задачам? В очень незначительной мере. Наживались, богатели от открытий науки капиталисты.
«Раньше весь человеческий ум, весь его гений творил только для того, чтобы дать одним все блага техники и культуры, а других лишить самого необходимого — просвещения и развития. Теперь же все чудеса техники, все завоевания культуры станут общенародным достоянием…»[52] — писал Владимир Ильич.
Мы знаем также, что построить коммунистическое общество можно лишь на базе благосостояния народных масс. Надо для этого овладеть природными богатствами страны, заставить себе служить силы природы.
Десять лет тому назад в России произошла революция. Октябрь отдал в руки трудящихся всю землю, все природные богатства, но сделали ли мы с землей то, что могли сделать? Обновили ли землю путем применения к ней данных науки? Еще не сделали. Чтобы сделать это, необходимо демократизировать науку, приблизить науку к массам. «Сильная наукой демократия, наука, опирающаяся на демократию, и, как символ этого союза, явление, почти неизвестное прошлым векам, — демократизация науки, — вот основной прогноз будущего», — писал К. А. Тимирязев. Сделать это можно лишь путем широкого распространения
