вспоминаешь эти первые годы, годы гражданской войны, вспоминается, как растаскивались тогда библиотеки, как крестьяне увозили к себе книги из библиотеки какого-либо помещика и часто не знали, что с этими книжками им делать, причем брались все книги без разбора — и хорошие и плохие. А вредных, плохих книг, книг черносотенных было в этих помещичьих библиотеках более чем достаточно. Какие были книжки в тогдашних библиотеках, мы часто уже забываем. В Пушкино живет один рабочий, который был когда-то моим учеником в вечерне-воскресной школе, — т. Балашев, борец за культуру. Так вот он летом поехал отдыхать к своей дочери и зятю — агрономам в Куйбышевском крае. Он привык приглядываться к жизни, ходил по колхозным базарам, и на колхозном базаре в Сызрани он увидел, что какой-то крестьянин продает разный хлам и в числе этого хлама разные брошюры, видимо, взятые в свое время из помещичьей библиотеки. Он просмотрел одну брошюру и прислал ее потом мне, чтобы я отдала ее в музей. Брошюра помечена 1904 г., утверждена цензурой. Автор не подписан. Называется она «Китай или мы?». На первой же странице начинается разговор о том, что китайцы — это желтая раса, что нужна борьба с этой желтой расой, что эта желтая раса должна быть покорена, что «мы» должны завоевать Китай и сделать китайцев своими рабами. Товарищ, который прислал мне эту брошюру, пишет, что трудно представить себе, что еще четверть века назад могли выходить такие черносотенные брошюры. Брошюра выпущена в Курске и представляет собой просто бред сумасшедшего. Там говорится о том, что китайцев нужно обратить в рабство, что нужно отдать Китай помещикам и богатым крестьянам, — и с точностью расписано, кто имеет право покупать у правительства китайцев, сколько семейств; говорится, что помещик, который имеет столько-то десятин, имеет право купить столько-то семей китайцев, причем говорится, что за подростка нужно будет платить 100 рублей, за взрослого — 400 рублей, за женщину — 50 рублей, все расписано. Это все очень грубо и наивно, но вся брошюра, несомненно, проникнута духом фашизма. Эта черносотенная брошюрка говорила о национальностях, которые входили в состав тогдашней России, что это «пиявки, которые высасывают кровь из нашей страны», и пр.
Такие вот брошюры попадали из помещичьих библиотек в руки крестьян, которые не знали, что с ними делать, выбрасывали их в хлам. Теперь такие брошюры уже не опасны, потому что нет в нашей Стране Советов таких людей, которые не поняли бы, что это черносотенные брошюры, потому что всякий крестьянин понимает теперь, что это писали помещики-рабовладельцы. В годы гражданской войны среди темной крестьянской массы такого сознания еще не было, и надо было конфисковать библиотеки помещиков не только в целях охраны книжного имущества, но и в целях охраны темного населения от таких книг. Книги конфискованных библиотек надо было разобрать — это сразу трудно было сделать: не было времени, не было сил.
Я помню, в 1919 г. мне пришлось быть в Казани. Там в то время все библиотеки из деревень, усадеб и прочего были свезены в одно большое помещение. Я спросила: «Что же вы думаете с этими книгами делать?» Мне ответили: «Мы будем ждать директив от Наркомпроса, будем ждать, что скажет Наркомпрос». Нужно было освоить эти богатства, нужно было их разобрать, нужно было выбросить все черносотенные и одиозные книжки, которые, вместо того чтобы давать знания, затемняли сознание масс. И вот вопрос об оценке книг, о рекомендательных каталогах, о справочно-консультационной работе встал тогда во весь рост.
Когда окончилась гражданская война, когда восстанавливалось наше хозяйство (в 1921–1925 гг.), основное внимание на культурном фронте было обращено на общеобразовательную работу, необходима была широкая разъяснительная работа. Нужно было сделать библиотеку бытовым явлением, нужно было разъяснить задачи библиотек.
Если мы возьмем литературу того времени, мы увидим очень много интересных брошюр, написанных на тему, что читать, как читать, как пользоваться библиотекой, как нужно беречь свое и чужое время. Когда просматриваешь эти брошюрки 1922–1924 гг., видишь, что главным тогда было сделать библиотеку доступной массовому читателю.
Тогда страна была наполовину безграмотна, да и многие из тех, которые были грамотными, не умели пользоваться книжкой, не то что библиотекой. Тогда — в 1925 г. — было постановление партии, где говорилось о том, как нужно строить эту самообразовательную работу[141] . Мы знаем, как много делалось в то время в этом отношении, как много популярных брошюр тогда издавалось.
«Красный библиотекарь» зародился как раз в этот период: он начал выходить в 1923 г. Когда перечитываешь его номера за 1924–1925 гг., видишь очень богатый материал: там есть много интересного относительно популярной литературы, справочной литературы и пр. Сейчас очередной задачей у нас опять стоит широкое развертывание общеобразовательной работы. Многое из того, что у нас было издано тогда, можно было бы переиздать, только поработав основательно над тем, чтобы это было написано более обоснованно, более научно, с ориентировкой на современного читателя.
Возьмем следующий период, период борьбы за социалистическую индустриализацию страны — годы 1926–1929. Мы видим, что тут очень много внимания обращалось на техническую пропаганду. Это как раз было то время, когда началось разделение культработы между Главполитпросветом и профсоюзами. Стали говорить, что профсоюзы поведут техническую пропаганду, поведут работу среди рабочих, а Главполитпросвет пусть занимается деревенской работой. В конце 1923 г. возник журнал «Помощь самообразованию», который примыкал к «Красному библиотекарю». Этот журнал очень интересно сейчас перечитывать: там вопросы самообразовательной работы крепко увязывались с вопросами библиотечного дела. В этом журнале было много созвучного с теми статьями, которые помещались в «Красном библиотекаре». Ведущую роль играл «Красный библиотекарь». Он помогал поднимать в этот период работу на должную высоту, не снижать общеобразовательной работы, ширить по-прежнему общеобразовательный и политический кругозор масс. Годы борьбы за коллективизацию сельского хозяйства, когда шла борьба за ликвидацию кулачества как класса, за сплошную коллективизацию (1930–1934), были острыми годами классовой борьбы, в том числе и на фронте просвещения, на фронте библиотечного дела.
В 1931–1932 гг. при реорганизации Наркомпроса были закрыты многие журналы, даже журнал «Коммунистическое просвещение» был превращен из политпросветского в школьно-административный. Но «Красный библиотекарь» удалось все же отстоять. Тут помогли прежде всего очень подробные указания Владимира Ильича о важности библиотечного дела, о том, как нужно его вести. Эти указания помогли журналу идти по правильному пути, помогли журналу стать именно тем, чем он должен быть, и когда этот журнал пытались уничтожить, то это оказалось невозможным, потому что партия придавала библиотечному делу исключительно большое значение и уделяла ему исключительное внимание. Тогда начались разговоры о том, что нужно переменить название «Красный библиотекарь» («при чем тут «красный»?»), назвать его просто «Библиотекарь» и пр. Мы отстояли название «Красный библиотекарь», мы ввели в редакцию «Красного библиотекаря» и представителя ВЦСПС и представителя РККА.
Годы 1930–1934 были годами, когда больше всего нареканий было на «Красного библиотекаря». Надо было развернуть низовую массовую работу. Надо было связаться с работой изб-читален. Это был период колхозного строительства, период, когда необходимо было поднять крестьянские массы, это были годы культпоходов. Все помнят культпоходы, все знают ошибки культпоходов. Но все же нужно признать, что культпоходы помогли обучить грамоте миллионы крестьян, а без этого было бы невозможно колхозное движение. Проводился культпоход и на библиотечном фронте. Просматривая брошюрки тех лет: «Культпоход и библиотеки», «Культпоход и самообразование», — мы видим, что они очень элементарны. Конечно, всякая библиотека должна давать план чтения, список книг для систематического чтения. Это необходимо для занимающихся элементарным самообразованием. Те, кто занимался самообразованием, носили в то время название самоучек. Выходил журнал «Деревенский самоучка», потом его переименовали в «Колхозного самоучку». Но дело в том, что все это было очень элементарно.
В 1933 г. было постановление ЦК ВКП(б) относительно того, чтобы глубже ставить самообразование[142]. «Красный библиотекарь» боролся за то, чтобы не дать снизить уровень библиотечной работы. Все это было отражено в «Красном библиотекаре». 27 марта 1934 г. было принято постановление ЦИК СССР «О библиотечном деле в Союзе ССР». Это постановление сыграло решающую роль в подъеме библиотечного дела. Библиотеки стали шире и глубже развертывать свою работу. Очень помогла развертыванию дела библиотечная перепись 1934 г. Необходимо было выяснить, насколько мы овладели книжным богатством. Оказалось, что тут дело обстоит не так уж хорошо. Оказалось, что низовые библиотеки еще недостаточно хорошо знают свои книжные фонды. Перепись
