Нет, это вполне продуманная постановка, которая показывает, куда мы идем. Это, конечно, только один из таких вопросов. Потом не случайно, что Х-летие Октября ознаменовалось таким документом, как манифест[37], где говорится, что мы будем переходить в ближайшее время к семичасовому рабочему дню. Это свидетельствует о том, что мы не связываем себя по рукам и ногам тем, что уже сделано, а будем намечать такие моменты, которые ведут нас по пути к новому устройству, к улучшению всей жизни. Если мы так посмотрим, то мы увидим, что является целый ряд вопросов, которые нам надо разрешить, и они ставятся уже по-новому, по-социалистически.
Но все, кто борются за социализм, понимают, что социализм — это не только значит хорошо устроенное, технически высоко стоящее плановое хозяйство, а понимают, что социализм — это новые отношения между людьми, это новый человек.
Если мы сейчас посмотрим на жизнь, мы увидим, что у нас старое с новым перепутано, и часто не разберешь, где старое и где новое. Наше законодательство защищает права более слабых, но мало того, чтоб существовал такой закон, надо, чтобы отношения между людьми стали иными, чтобы не только в судебных учреждениях слабый получал защиту своих прав, а чтобы вся жизнь так была поставлена, чтобы сильный слабого не притеснял, чтобы человек человеку не был волк, а чтобы были новые, товарищеские взаимоотношения, которые пропитывали бы всю нашу жизнь. Надо, чтобы эти новые, товарищеские отношения, взаимопомощь, взаимное уважение, — чтобы это пропитывало насквозь всю нашу жизнь. За это приходится и надо будет еще долгие годы бороться.
Я помню, как Владимир Ильич, выступая на конференции рабочих и красноармейцев Пресненского района, употребил выражение, которое мне часто приходится цитировать, часто вспоминать. Он говорил: «Мы начали великую войну, которую мы нескоро окончим: это — бескровная борьба трудовых армий против голода, холода и сыпняка, — за просвещенную, светлую, сытую и здоровую Россию…»[38]Вот эта борьба и есть борьба за социализм. Эти слова Владимира Ильича наметили задачи по борьбе за новый порядок, за новые отношения между людьми, за отношения взаимного уважения, взаимопомощи.
Владимир Ильич говорил: «Борьба за жизнь сытую». Это, конечно, употреблено не в том смысле, что каждый должен норовить себе в карман, чтобы обеспечить
Нищета, голодная жизнь являются результатом не только того, что не хватает умения бороться с природой. Мы знаем передовые капиталистические страны, где рядом существуют неимоверное богатство и неимоверная нищета. Мне во время эмиграции приходилось жить в Лондоне, и там особенно поражает существование «двух наций», как выразился один английский писатель. Там рядом роскошные дома и тут же подвалы с развешенным бельем, где сидит изможденный ребенок. А рядом — роскошная жизнь. Борьба за сытую жизнь означает борьбу со старыми порядками, когда рядом была роскошь и беспроглядная нищета.
Есть еще один вопрос — вопрос культурный и бытовой. Это вопрос об умении пользоваться тем, что у нас есть. В этом отношении в более грамотных странах, в более передовых в промышленном отношении странах, — там умение пользоваться тем, что есть, гораздо больше развито, чем у нас, и хотя мы никоим образом не хотим таких порядков, какие существуют в буржуазных странах, но это, конечно, не значит, что у буржуазных стран мы ничему не будем учиться. Мы учимся у них технике и будем учиться умению пользоваться тем, что добыто.
Возьмем вопрос о питании. Гораздо лучше, гораздо правильнее налажено питание в такой стране, как, например, Швейцария. Особенно это сказалось во время войны, когда эта налаженность чрезвычайно развилась и развернулась. Долго пришлось мне прожить за границей, и когда в 1917 г. я вернулась в Питер (Ленинград), то меня особенно поразила разница между тем, как умеет какая-нибудь немка, швейцарка, француженка использовать то, что имеется, и как этого у нас нет. Особенно это заметно в Швейцарии. Зайдешь в столовую — там хлеб нарезан мелкими кусочками, и каждый берет сколько хочет, но не портят ничего. То же и с супом —. каждому наливают немного, а потом добавляют, если он хочет. У нас же нарезано все громадными кусками: возьмет человек кусок, куснет и бросит на стол, где разлит суп, — и этот кусок уже не годится. Хлебнет супу ложку — больше никто уже не может его есть, и он идет в помойку. После швейцарской жизни видно было, как это нецелесообразно. Я работала в Выборгском районе (одном из наиболее передовых) и видела, как рабочий покупает сыр (это довольно дорогая вещь, и никакой немец не позволил бы себе купить сразу фунта полтора сыру), и ходит он и грызет этот сыр, а наесться не может. Конечно, не все так питаются, как этот молодой рабочий, о котором я рассказываю, но что все питаются нерационально — это бросается в глаза.
Когда-то давно я работала в другом районе, за Невской заставой (теперешний район Володарского). Там я работала в воскресной школе, и мне рассказывал рабочий, как они живут. Каждая семья ставит свой горшок с мясом и пр., готовит общая кухарка, которой платят по 2 рубля. Если ей не уплатишь, то она поставит твой горшок в сторонку и придется есть сырое мясо. Годы люди питались и не додумались до общего котла. Не знаю, как сейчас там питаются. Я слышала, что в Володарском районе организуются новые столовые, но эта любовь к своему горшку довольно широко распространена.
Конечно, такие моменты, как война, как голод, являются величайшим несчастьем, но в эти моменты невольно нащупываются новые формы быта. В деревне никогда не было общих столовых, а во время голода — плохо ли, хорошо ли — общие столовые появились. Во время войны общественные столовки распространились по городам. От общественных столовок к социализму еще далеко, они могут быть и при буржуазных порядках, но они меняют быт. Это раскрепощает женщину.
Мне приходится работать в совете Нарпита и приходится заслушивать отчеты. Женщин в рабочие столовки приходит очень мало, потому что, в общем, там выходит дорого, часы неудобные, долго ждать и т. д. Между тем, если взять ту же Швейцарию, то не только служащий, но и жена и дети ходят в столовку. По этой линии нужна борьба за общественное питание. Это разгружает женщину и создает новый быт. У вас, как у домоводок, на эту тему были разговоры, и мне приходится только мимоходом на этом останавливаться.
Вопросы питания, вопросы одежды очень важны. У нас вошло в обычай, что одежду шьют сами на дому. В этом отношении, если мы возьмем Швейцарию, Францию, Италию, мы увидим, что вопрос о шитье на дому совсем выходит из быта, потому что там магазины представляют большой выбор и каждую кофточку можно выбрать по своему вкусу. У нас, как только кто деньги имеет, обязательно портниху на дом возьмет, и она шьет специально для него. В этом отношении нам надо у других стран поучиться. «Как в лавке покупать — не так там сшито, как в столовку идти — там не вкусно будет». Тут много предрассудков, особенно у женщин.
Мы еще только подходим к этому, только еще домоводные курсы устроили, да и то в центре. Такие курсы должны быть при каждом городишке, а у нас, чтобы поучиться домоводству, приезжают с Урала, из Сибири и т. д. в Москву. Мы делаем только первые шаги. Чтобы подумать, как резонно устроить хозяйственную жизнь у себя, нам нужно из Сибири ехать в центр. Я помню, что за границей приходилось хозяйство вести и приходилось проходить такую школу. Как француженка быстро почистит овощи, как быстро сделает обед! Это еще не новый быт, но это предпосылки к новому быту. У нас еще бывает, что перегруженная работой мать ребенка съездит по голове ухватом или чем другим. Это кладет свой отпечаток.
