Часть третья
ОТ ЛЕНЫ ДО ТАЙМЫРА
Глава первая
СЛОВО И ДЕЛО
О, эти бесконечные, изматывающие перевалки.
С суши на реку.
С реки на сушу.
Непроходимая тайга. Болота. В топях тонущие лошади. Голодные волки, идущие следом, бросающиеся на падаль.
Перед отъездом из столицы Василий забежал попрощаться с профессором Фархварсоном. Навигатор не скрывал радости, что многие его ученики решились на столь дерзостное предприятие. Растрогался, всплакнул. Разве не он, в меру своих скромных сил, учил их жить безблудно и прямо.
— Какой поход! — У него быстро изменилось настроение, он оживленно заходил по зале. Напомнил слова философа Сенеки: — «Свой образ мысли ты должен изменить, а не климат. Уплыви хоть за отдаленнейшие моря, твои заблуждения последуют за тобою».
Прончищев пообещал климат Сибири не менять. А заблуждений ни в голове, ни в походной сумке не держит. Дорога не страшит. Это, пожалуй, было единственное его заблуждение. Он и предположить не мог, какие мытарства ожидают их в пути. Люди от болезней и истощения умирали косяками.
Случались побеги.
А какого недетского лиха хватил Лоренц Ваксель! Он вырос из своей одежки, голубая жилка на тонкой шее как-то особенно подчеркивала его отрочество, несовместность с тяжелыми мужскими обязанностями. Вместе со всеми перетаскивал груз, сталкивал баржи и дощаники с отмелей, поил лошадей, в зимние месяцы пилил и колол дрова для обогрева. Все это было не похоже на дерзкие и в то же время веселые приключения капитана Дампьера!
— Не жалеешь, что пошел с отцом? — спрашивал его Василий.
— Нисколько, господин лейтенант.
— Не о таком путешествии мечтал?
— Мне интересно.
Беседуя с мальчиком, Прончищев удивлялся, как он не по годам рассудителен, серьезен, обстоятелен. И любую работу выполнял просто, не желая выделиться, угодить, улестить начальство. Что знал в эти годы, в эти двенадцать лет, сам Прончищев? Голубей да алфабит. Людей, живущих рядом, кроме разве родителей да Рашида, вообще не замечал.
В Лоренце было много общего с Таней. Он тянулся к простым служивым, жалел их, как-то по-своему стремился облегчить их участь. Матросы полюбили мальчика. Вся команда знала уже об отважном капитане Дампьере.
Но что Дампьер в сравнении с голландским путешественником Стрейсом, побывавшим в Италии, Греции, Персии, в Московии! Как слушали мальчика, когда он читал о встрече Стрейса со Стенькой Разиным, о персидской княжне, которую атаман любил и казнил потом!
При свете костра Лоренц читал:
— «В один из последующих дней, когда мы во второй раз посетили казацкий лагерь, Разин пребывал на судне, чтобы повеселиться… При нем была персидская княжна, которую он похитил вместе с ее братом. Он подарил юношу господину Прозоровскому, а княжну оставил себе. Однажды, обратившись к Волге, сказал: „Ты прекрасна, река, от тебя получил я так много золота, ты отец и мать моей чести, славы, и тьфу на меня за то, что я до сих пор не принес ничего тебе в жертву. Ну хорошо, я не хочу быть неблагодарным“. Вслед за тем он схватил несчастную княжну и бросил в реку. На ней были одежды, затканные золотом и серебром, и она была убрана жемчугами и алмазами».
И долго служивые не могли успокоиться.
— Вот это атаман! Это по-нашему. Хоть любил, а не пожалел. Вишь, перед Волгой винился.
— Жемчугов и алмазов не пожалел. Ну, Стенька!
Лишь боцман Степан Медведев да матрос Федор Сутормин, люди степенные, семейные, не одобряли атамана.
Медведев говорил:
— Все же она девица, хоть и княжна. Жить хотела. И Разина любила. А он вон как! «По-на-а-ашее- нски»! Не по-нашенски это.
— Персиянка, — возражали ему. — Где атамана понять.
Федор Сутормин вздохнул:
— Все же чья-то дочь… Каково отцу узнать? Родная кровь.
Матросы хохотали:
— Настрогал ты, Федор, одних девок, вот и печалишься!
В небольшом Илимском остроге, последней населенной точке перед рекой Леной, Лоренц захворал. Что за болезнь, никто не знал.
Лекарь Беекман старался изо всех сил. Мальчику становилось все хуже.
— Все члены сего ребенка настолько ослабли, — жалко оправдывался лекарь, — что не вижу никакой надежды на выздоровление.
Свен Ваксель был совершенно убит горем, проклинал себя, что взял сына с собою.
Местные жители сказали: в таежной сторожке, верстах в тридцати от Илимска, живет ссыльный старик знахарь. Уединился в скиту. Ему ведомы «неземные чудеса». Он один может помочь.
Что мешкать? Прончищев с Рашидом, узнав дорогу, отправились верхом на лошадях в тайгу.
Прибитая тропа вела в сумрачные лесные чащи. Кроны высоченных сосен закрывали небо.
Часа через три они увидели землянку. Перед узким входом в нее на веревке сушилась рыба. Из родника вытекал ручей.
Прончищев спешился. Вошел в землянку. Осмотревшись, увидел на куче хвороста полуголого старика.
— Дед, мы за тобой.
Старик не пошевельнулся.
— Да живой ли ты? А ну вставай. Ребенок помирает.
Прончищев присел на корточки, приподнял голову знахаря.
Старик произнес едва слышно какие-то несуразные слова:
— Горе тому, им же соблазн приходит.
Рашид заорал ему в ухо:
— Опомнись, старый! О дите говорим.
